Как сдавали корону 0
Уроки февраля 1917 года: причиной второй русской революции стала измена генералов и политиков
Текст: Владимир Лавров (руководитель Центра истории религии и церкви Института российской истории РАН, доктор исторических наук)
15.02.2012
 
Владимир Михайлович Лавров родился в 1957 году. В 1979 году окончил истфак Московского педагогического института им. В.И. Ленина. С 2004 г. — pуководитель Центра истории рели- гии и церкви Института российской истории.
Владимир Михайлович Лавров родился в 1957 году. В 1979 году окончил истфак Московского педагогического института им. В.И. Ленина. С 2004 г. — pуководитель Центра истории рели- гии и церкви Института российской истории.

Краткая версия. Читайте авторскую версию статьи

Революции начинаются не на митингах. Они начинаются в сердцах и умах людей. Русское православное самодержавие зашаталось, когда стала оскудевать и превращаться в формальность православная вера, а произошло это задолго до февраля 1917 года. Февралю предшествовало превращение в формальность монархического мировоззрения, в том числе в дворянстве. Для многих государь перестал быть помазанником Божьим.
Конечно, были и социально-экономические причины революции. Они примерно те же, что в 1905 году: крестьяне стремились получить бесплатно всю землю, рабочие добивались восьмичасового рабочего дня и повышения зарплат (и это во время войны!), капиталисты мечтали об участии в управлении государством, интеллигенты жаждали конституции и Учредительного собрания.

Однако все это могло не привести к революциям, тем более победившим. Февральскую революцию спровоцировала прежде всего война, не ставшая действительно народной. Но была и еще одна причина. Это измена высшего генералитета и ряда известных политиков, вошедших вскоре во Временное правительство. Дворцовый переворот не только готовился, а осуществился, по меньшей мере, в том, что генералитет во главе с начальником Генерального штаба М.В. Алексеевым поддержал революцию.

Почему же император не прислушался к этим советам, чтобы предотвратить революционный взрыв снизу? Вот свидетельство одного весьма разбирающегося в тех событиях современника и историка. "Поверхностная мода нашего времени - списывать царский режим как слепую, прогнившую, ни к чему не способную тиранию. Но изучение тридцати месяцев войны с Германией и Австрией изменит это легковесное представление и заставит обратиться к фактам. Мы можем измерить прочность Российской империи теми ударами, которые она выдержала, теми бедствиями, в которых она выжила, теми неисчерпаемыми силами, которые она проявила..." И далее о русском самодержавии и императоре: "Несмотря на ошибки большие и страшные - тот строй, который в нем воплощался, к этому моменту выиграл войну для России. Вот его сейчас сразят... его и любящих его предадут на страдание и смерть. Его действия теперь осуждают, его память порочат. Остановитесь и скажите: а кто другой оказался пригоднее?" - писал Уинстон Черчилль.

Почему не была дарована конституция?

Почему же Николай II в конце 1916 года не согласился на правительство, ответственное перед Думой, и на Конституцию? Он считал, что надежнее сохранять существующее положение, чем ринуться во время войны в радикальные преобразования, которые могут обернуться неконтролируемым развитием событий и бедой. Ведь реальными силами в России оставались не кадеты, октябристы и умеренные социалисты, а самодержавная власть и воспитанный в общине, неграмотный и уставший от войны народ. И что же делать в такой ситуации? Передавать власть тем, кто не стал реальной силой?

Императора настойчиво вызывали в Ставку, без объяснения причин. И государь 22 февраля выехал в Могилев. В тот же день в Петрограде был закрыт Путиловский завод в связи с забастовкой. Без средств к существованию оставались 36 тысяч рабочих, которые обратились за помощью к рабочим других заводов. Путиловцы требовали повышения зарплаты, протестовали против роста цен и огромных очередей за хлебом. Кстати, его в стране вполне хватало. А причиной перебоев стали сильные снегопады, задерживавшие подвоз хлеба. Были и продовольственные запасы в Петрограде, однако панические слухи о нехватке хлеба спровоцировали ажиотажный спрос.

Возникают вопросы: по случайному ли совпадению императора вытягивали из столицы или сознательно стремились, чтобы во время революции в Петрограде не оказалось главы государства? Одновременный выход на улицу десятков тысяч рабочих - очередное случайное совпадение и глупость или провокация, толкавшая на революцию? И кто распускал панические слухи о нехватке хлеба? Надо особо подчеркнуть такой факт: будущий военный министр Временного правительства Гучков и другие участники готовившегося переворота встречались и с начальником Генштаба Алексеевым, и с руководством Путиловского завода...

В январе 1917 года английский консул Б. Локкарт многократно встречался с князем Г.Е. Львовым. По воспоминаниям консула, ими обсуждался государственный переворот в России. Наши союзники по Антанте Великобритания и Франция были заинтересованы в русской крови, когда требовалось остановить кайзеровских агрессоров, однако они не хотели, чтобы Россия превратилась в военную и экономическую сверхдержаву после приближавшейся победы в мировой войне.

Россия была близка к победе в войне

А победа, действительно, была близка. Ведь уже к концу 1915 года ситуация на германском фронте принципиально улучшилась: отступление прекратилось, немецкий блицкриг против России был сорван. В стратегическом плане это означало, что для Германии война стала затяжной - на два фронта. Страна была к этому не готова, по своим экономическим, сырьевым и людским ресурсам намного уступала Антанте, то есть неизбежно проигрывала войну. Это был вопрос времени. Предотвратить триумф России могла лишь внутренняя смута.

И вот 23 февраля (8 марта по новому стилю), в День международной солидарности работниц начались уличные манифестации женщин, не привыкших при царизме стоять в очередях; разъяренные работницы громили хлебные лавки. На улицы вышли студенты, перестали трудиться и вышли протестовать около 100 тысяч рабочих. От требований "Хлеба!" быстро перешли к "Долой войну!" и "Долой самодержавие!" Еще в 1910 году в Думе Столыпин предупреждал: "Если бы нашелся безумец, который в настоящее время одним взмахом пера осуществил бы политические свободы России, то завтра же в Петербурге заседал бы Совет рабочих депутатов, который через полгода своего существования вверг бы Россию в геенну огненную".

27 февраля 1917 года в Таврическом дворце состоялось первое заседание Петроградского совета рабочих депутатов. Петроград почти полностью перешел в руки революционеров. А на следующий день восставшие солдаты и рабочие захватили Адмиралтейство, Зимний дворец и Петропавловскую крепость. Правительство было арестовано и заключено в крепость. Русский революционный бунт победил в столице.

Императора в такой момент не было ни в столице, ни в Ставке. Крупный политический деятель интуитивно, "спинным мозгом" ощущает решающий момент и происходящее в стране. Николая II в нужное время в нужном месте не оказалось ни в первую, ни во вторую русскую революцию. 1 марта государь получил телеграмму генерала Алексеева с проектом манифеста о создании правительства (во главе с Родзянко). Император с ним согласился, но Петросовет теперь требовал отречения. Было создано Временное правительство во главе с князем Г.Е. Львовым.

Успеть воспользоваться войной

"Конечно, мы должны признать, что ответственность за совершающееся лежит на нас, то есть на блоке кадетов, октябристов и близких к ним, - писал лидер кадетов и историк П.Н. Милюков. - Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота принято нами вскоре после начала этой войны, знаете также, что ждать мы больше не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство, вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования".

После победы большевиков в октябре 1917 года закрепилась социал-демократическая точка зрения, что Февральская и первая русская революции были буржуазно-демократическими. Такой вывод упрощает происходившее. В действительности буржуазная революция началась с крестьянской реформы 1861 года, сопровождалась постепенными демократическими переменами, а Февральская революция ее прервала. Ее совершили рабочие, солдаты и генералы. Революция отняла власть у самодержавия и создала власть не простого народа, а временную полувласть, переходную к единственно оставшейся силе - к власти этого самого народа, но

во главе с радикалами от социализма. В России не было выбора между Николаем II, с одной стороны, и великим князем Михаилом Александровичем, М.В. Родзянко, Г.Е. Львовым, А.Ф. Керенским или В.М. Черновым, с другой. Или самодержавная власть законного императора, или сползание в беззаконие и самодержавие крайних революционеров.

ЦИФРА

8 дней февраля поставили точку в 300-летней истории дома Романовых. Новая власть упустила победу в Первой мировой войне и не предовратила кровавую гражданскую войну

http://www.rg.ru/2012/02/15/a583039.html

Отредактировано Konstantinys2 (Вс, 28 Фев 2016 17:24:39)

«ДЕЙСТВИЯ ЭЛИТ БЕЗДУМНО ВЕЛИ РОССИЮ К ФЕВРАЛЬСКОМУ ПЕРЕВОРОТУ»
Беседа с епископом Егорьевским Тихоном (Шевкуновым)
Мария Городова

Российская Газета

В Москве с огромным успехом проходит выставка-форум «Моя история: 1914-1945 годы. От великих потрясений к Великой Победе». Корреспондент «Российской газеты» Мария Городова взяла интервью у одного из устроителей выставки епископа Егорьевского Тихона (Шевкунова).

   
— Почему вы выбрали именно такой отрезок времени: с 1914 года по 1945-й?

— В советское время мы привыкли к иной периодизации — с 1917 года. Но именно с 1914 по 1945 год пролегает целая эпоха между двумя мировыми войнами по переделу мира. Вне этих грандиозных событий невозможно рассматривать в том числе и нашу отечественную историю. Если наши прежние исторические экспозиции «Рюриковичи» и «Романовы» охватывали временные периоды, соответственно, в девять и в три столетия, то нынешняя вмещает в себя всего тридцать один год. Но нам не хватило места в московском Манеже, чтобы рассказать об этом гигантском по насыщенности событий времени: две мировые войны, две революции, слом вековых устоев, жестокие социальные эксперименты, массовые репрессии, и одновременно — построение нового государства, эпоха великих надежд, невиданного энтузиазма, творческого труда, время выдающихся открытий и достижений в промышленности, науке, образовании, литературе, искусстве.

Очевидно, что осмыслить этот период крайне важно. Наш выдающийся историк В.О. Ключевский заметил: «История — не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, но сурово наказывает за незнание уроков». Знакомясь с историей своей страны, мы в какой-то степени знакомимся сами с собой. А это, поверьте, очень важное знакомство.

То, что происходило в ХХ веке, — не дела давно минувших дней. Это животрепещущее духовное пространство жизни наших дедов и отцов, нас самих. Оно и сегодня пульсирует, дает живую энергию и кровоточит, разделяет людей и объединяет их.

В античности и в русской древности важнейшие острые вопросы и проблемы обсуждались на площадях. Но Манеж — по сути та же городская площадь. Начиная подготовку экспозиции, мы поставили перед собой задачу предоставить людям, собравшимся на этой площади, максимально объективный материал и максимально воздерживаться от личностных оценок. Экспозиция основывается в первую очередь на свидетельствах современников и документах, часть из которых до последнего времени хранилась под грифами «Секретно» и «Совершенно секретно», а часть оставалась малоизвестной.
   
— Выставка потрясает, и вовсе не техническими придумками, буквально погружающими тебя в эпоху. И даже не новизной и обширностью предлагаемого материала. Когда такой драматичный, противоречивый период соединен воедино «Лентой времени», у многих возникает два главных вопроса. Первый: как могло случиться, что такая процветающая страна, какою стала Россия к 1914 году, впала в кровавую бездну саморазрушения. И второй: как после всех жертв народ смог воспрянуть и победить сильнейшего врага — фашизм?

— Иван Алексеевич Бунин писал: «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то жили, которую мы не ценили, не понимали — всю эту мощь, богатство и счастье».

Что касается экономических успехов, то Россия к 1913 году вырвалась на первое место в мире по темпам роста экономики. Журналист и экономист Эдмон Тэри предупреждал: «Если дела европейских наций будут с 1912 по 1950 года идти так же, как они шли с 1900 по 1912-й, Россия к середине текущего века будет господствовать над Европой как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении».

— Получается, революция — плод иностранного вмешательства?

Принципиальная позиция создателей выставки: в наших бедах виноваты в первую очередь мы сами

— Принципиальная позиция создателей выставки: в наших бедах и проблемах виноваты в первую очередь мы сами. Причины февральской революции, разумеется, были как внутренними, так и внешними. Именно февраль стал спусковым крючком русской смуты. В октябре большевики без преувеличения подобрали валявшуюся под ногами власть. Подробно мы рассказываем о механизме февраля. Думаю, посетители исторической экспозиции смогут узнать для себя много нового. Достаточно вспомнить, что в январе 1917 года, то есть за месяц до февральских событий, В.И. Ленин, который уже девять лет находился в эмиграции, на вопрос: «Когда же в России совершится революция?» с горечью произнес: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв грядущей революции...»

— То есть он сам не знал?

— Владимиру Ильичу исполнение его революционных чаяний за месяц до февральских событий и во сне не снилось. А то, что разразилось над страной, на самом деле было в большей степени государственным переворотом, чем революцией. Об этом перевороте, о его механизмах, о его творцах, о том, как власть оказалась неспособной предотвратить трагедию и как народ не сумел отличить смертельную для себя опасность от иллюзий и обманов, мы и рассказываем в одном из центральных залов экспозиции «Россия. Моя история». Расскажем мы и о горьком, но запоздалом раскаянии творцов февральского переворота.
   
— Владыка, на выставке приводятся слова Уинстона Черчилля: «Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду... Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена». Читать это странно, ведь по школьным учебникам мы помним про предреволюционную ситуацию, сложившуюся в том числе и из-за поражений в Первой мировой войне.

“Бездарный полководец”, как Николая II именовала большевистская пропаганда, не допустил военных действий в России

— После того как в 1915 году император Николай II принял на себя командование русской армией, произошел перелом на Восточном фронте: начались наступления, был быстро преодолен «снарядный голод», армия эффективно вооружалась. Напомню, что «бездарный полководец», как Николая II именовала большевистская пропаганда, не допустил военных действий в России: бои шли в царстве Польском, в Прибалтике, в западных губерниях. Во всяком случае, до Москвы враг не доходил и Санкт-Петербург в блокаду не брал.

Парад победы в Берлине намечался летом 1917 года. В результате военных и дипломатических успехов Россия должна была контролировать Балканы и территорию Турции с проливами Босфор и Дарданеллы. Вот что писал один из главных подстрекателей февральского переворота П.Н. Милюков:

«Мы знали, что весной (имеется в виду весна 1917 года) предстояли победы русской армии. В таком случае престиж и обаяние царя в народе снова сделались бы настолько крепкими и живучими, что все наши усилия расшатать и свалить престол самодержца были бы тщетны. Вот почему и пришлось прибегнуть к скорейшему революционному взрыву».

Милюкову вторит еще один деятель, которого смело можно назвать главным мотором февраля, — Н.И. Гучков:

«Осенью 1916 года родился замысел о дворцовом перевороте, в результате которого государь был бы вынужден подписать отречение с передачей престола законному наследнику».

А вот свидетельства князя Владимира Оболенского:

«Гучков вдруг начал меня посвящать во все детали заговора и называть главных его участников. Я понял, что попал в самое гнездо заговора. Англия была вместе с заговорщиками. Английский посол Бьюкенен принимал участие в этом движении, многие совещания проходили у него».

Об этом же докладывает в своем донесении в Париж сотрудник французской разведки капитан де Малейси 8 апреля 1917 года:

«Видным организатором выступил британский посол сэр Джордж Бьюкенен, верховодивший всем заодно с Гучковым. В дни революции русские агенты на английской службе пачками раздавали рубли солдатам, побуждая их нацепить красные кокарды».

Вместе с тем было бы безответственно закрывать глаза на то, что у России к 1917 году накопилось огромное количество проблем, которые тогдашнее руководство не смогло решить. Это и земельный, в первую очередь крестьянский, вопрос. И отсутствие конструктивного взаимодействия с думской оппозицией. И общий кризис власти. И полное бессилие правительства перед революционной, во многом клеветнической, но крайне эффективной пропагандой.
   
Уже зимой Милюков напишет: “Спасение России — в возвращении к монархии. Но признать этого мы просто не можем”

Была и еще одна причина, с моей точки зрения — важнейшая: действия российских элит, безумно, но совершенно сознательно ведших страну к февральскому перевороту. Это только потом они поняли, что, посеяв ветер, пожинают бурю. Но расплачиваться за амбициозность и безответственность придется всей России. Уже зимой Милюков напишет:

«История проклянет вождей наших так называемых пролетариев, но проклянет и нас, вызвавших бурю. Спасение России — в возвращении к монархии. Но признать этого мы просто не можем. Признание есть крах всего дела нашей жизни, крах всего мировоззрения, которого мы являемся представителями».

И Гучков признается:

«Власть, при многих своих недостатках, была права, а революция, при многих своих достоинствах, была не права».

И правый политик Пуришкевич, также поучаствовавший в творении «новой, счастливой России», выразит свое отчаяние от соделанного даже в стихах:

Русское имя покрылось позором,
Царство растерзано адским раздором,
Кровью залита вся наша страна...
Боже наш, в том есть и наша вина.

Каемся мы в эти страшные дни...
Боже, Царя нам верни!

Царя зверски расстреляли, а запущенную кровавую машину революции остановить было не под силу уже никому. А ведь в какой неописуемый восторг от происходящего в феврале 1917-го пришло русское общество.

Тогда у блаженного входа,
В предсмертном и радостном сне,
Я вспомню — Россия. Свобода.
Керенский на белом коне.

«Это лучшие дни огромной нашей страны. Лучших и даже таких же она не знала и никогда не узнает», — вторит виршам петроградского студента известный публицист Михаил Осоргин.

Спустя буквально пять месяцев для всех вдруг стало очевидно, что управлять Россией, оказывается, необычайно сложное дело. Новая власть в рекордно короткий срок совершила столько глупостей, катастрофических ошибок, было принято такое количество бездарных, самоубийственных решений, что страна была доведена до полного развала и буквально развалена к осени 1917 года.

— Можно ли было избежать победы большевиков в 1917-м?

— Ровно с этими словами в 1964 году один американский журналист обратился к Александру Федоровичу Керенскому. Тот ответил: «Можно. Для этого надо было расстрелять всего одного человека». — «Ленина?» «Нет, Керенского», — ответил Александр Федорович. Это опять к теме позднего раскаяния. Но на самом деле даже реализация предложения Керенского вряд ли бы что-то решила: общее безумие достигло в те месяцы поистине всепоглощающих масштабов.

— Мне запомнились слова Деникина, которые приводятся на выставке: «Ненависть с одинаковой последовательностью и безотчетным чувством рушила государственные устои, выбрасывала из окна вагона буржуя, разбивала череп начальнику станции и рвала в клочья бархатную обшивку вагонных скамеек». Владыка, а есть ли вина Николая II в произошедшем? Его принято обвинять в слабости.

Император был для тогдашней русской интеллигенции и высшего света абсолютно “нерукопожатным” человеком

— Понятно, что нет людей без слабостей, все совершают ошибки, об этом можно долго и правильно говорить. На выставке мы приводим пространное, но необычайно точное высказывание великого князя Александра Михайловича, двоюродного дяди Николая II, объясняющее, что за обстановка складывалась вокруг Государя Императора перед его отречением. Отношение к царю накануне революции было ужасающе беспощадным. Император был для тогдашней русской интеллигенции и высшего света, как сейчас выражаются, абсолютно нерукопожатным человеком. Это потом они сообразили, кого потеряли. Это потом они прославили его как святого. А в 17-м году царя слепо ненавидели. Проявлением дурного тона в интеллигентном обществе считалось высказывание хоть одного хорошего слова о главе государства и его супруге. Любая клевета принималась с восторгом. Но история расставляет все по своим местам.

Большевики, придя к власти, ни на мгновение не рефлексируя, приступили к управлению страной средствами жесточайшего красного террора.

То, как двадцать три года правил Россией Николай II — с его колоссальными успехами и одновременно с поистине безграничными свободами и широчайшими правами, — такое управление было уже просто немыслимо для грядущих десятилетий. В утешение оставались лишь наши привычные, любимые пословицы: «Что имеем — не храним, потерявши — плачем».

— То есть к 1917 году большая часть России, включая простой народ, не говоря уже об образованной части общества, не просто тяготилась самодержавием, тяготилась царем и всем тем, что он делал, но и впрямую ненавидела его. Получается, революция — плод этого нежелания самодержавия? Этой ненависти к царю? Народ получил то, что хотел?

— В нашем мире существуют непреложные духовные законы. В них можно верить или не верить. Они могут нравиться или не нравиться. Но они непреложны, если хотите, как закон всемирного тяготения. В Священном Писании сказано: «Даст тебе Господь по сердцу твоему». Это относится не только к полезному для нас. Если человек или народ чего-то страстно желает себе во вред, то Господь вначале долго и терпеливо вразумляет и отводит от вожделенной, но пагубной цели. Но если в конце концов люди продолжают упорствовать, Господь «отходит в сторону», предоставляя нам вкусить от плодов собственных заблуждений и самонадеянности. В результате мы получаем то, чего хотели. Только не в виде наших розовых фантазий, а в суровых реалиях — таких, какие они есть.

Что же касается Николая II, то он отчетливо понял, что, несмотря на все, что он делал для страны для победы в страшной войне, его просто не хотят. Никто — ни армия, ни духовенство, ни интеллигенция, ни народ. Это вскоре подтвердится всеобщим равнодушием и даже злорадством по поводу расстрела Царской семьи. И он уходит в сторону, передает трон брату. Но тот в силу многих обстоятельств эту власть в руках не удерживает.

“Россия переварила большевизм”: это, пожалуй, главная идея нашей исторической экспозиции

Впрочем, мы с вами слишком увлеклись лишь одной, хотя, пожалуй, наиболее трагической страницей нашей истории. Самое главное и поразительное в ХХ веке все же другое: то, как Россия смогла преодолеть выпавшие на ее долю беспримерные испытания, как, по словам Валентина Григорьевича Распутина, «Россия переварила большевизм». Это, пожалуй, главная идея нашей исторической экспозиции.

Свидетельство
Великий князь Александр Михайлович Романов
   
“Большинство русской аристократии и интеллигенции составляло армию разносчиков заразы”

Императорский строй мог бы существовать до сих пор, если бы «красная опасность» исчерпывалась такими людьми, как Толстой и Кропоткин, террористами, как Ленин или Плеханов, старыми психопатками, как Брешко-Брешковская или же Фигнер, или авантюристами типа Савинкова и Азефа. Как это бывает с каждой заразительной болезнью, настоящая опасность революции заключалась в многочисленных носителях заразы: мышах, крысах и насекомых... Или же, выражаясь более литературно, следует признать, что большинство русской аристократии и интеллигенции составляло армию разносчиков заразы. Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или же юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий и придворных званий, банкиров, издателей, адвокатов, профессоров и других общественных деятелей, живших щедротами Империи.

Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян; полиция справилась бы с террористами. Но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в шестую книгу российского дворянства, и оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах. Как надо было поступить с теми великосветскими русскими дамами, которые по целым дням ездили из дома в дом и распространяли самые гнусные слухи про царя и царицу? Как надо было поступить в отношении тех двух отпрысков стариннейшего рода князей Долгоруких, которые присоединились к врагам монархии? Что надо было сделать с ректором Московского университета, который превратил это старейшее русское высшее учебное заведение в рассадник революционеров! Что следовало сделать с графом Витте, возведенным Александром III из простых чиновников в министры, специальностью которого было снабжать газетных репортеров скандальными историями, дискредитировавшими царскую семью?.. Что следовало сделать с нашими газетами, которые встречали ликованиями наши неудачи на японском фронте?

Как надо было поступить с теми членами Государственной Думы, которые с радостными лицами слушали сплетни клеветников, клявшихся, что между Царским Селом и Ставкой Гинденбурга существовал беспроволочный телеграф? Что следовало сделать с теми командующими вверенных им царем армий, которые интересовались нарастанием антимонархических стремлений в тылу армии более, чем победами над немцами на фронте?

Описание противоправительственной деятельности русской аристократии и интеллигенции могло бы составить толстый том, который следовало бы посвятить русским эмигрантам, оплакивающим на улицах европейских городов «доброе старое время». Но рекорд глупой тенденциозности побила, конечно, наша дореволюционная печать.

Великий князь Александр Михайлович Романов,
«Книга воспоминаний», 1933 год

Цитата

«Если подымается свист и гам по поводу властолюбия и завоевательной похоти России, знайте, что какая-либо западноевропейская держава готовит бессовестнейший захват чьей-либо чужой земли».

Иван Сергеевич Аксаков, публицист (1876 г.)

С епископом Егорьевским Тихоном (Шевкуновым)
беседовала Мария Городова

Российская Газета

19 ноября 2015 г.

http://www.pravoslavie.ru/smi/87886.htm

МАТЕРИАЛ "yurasumy"
01.02.2016 20:59 
Актуальный вопрос. Вернется ли Донбасс в состав Украины?

Этот вопрос первый из целой серии актуальных на сегодня. Очень часто со мной пытаются вступить в спор оппоненты, пытаются убедить в комментариях читатели:

«Донбасс никогда не вернется в Украину, пролито слишком много крови»

Разбирая материалы прошлых эпох, иногда наталкиваешься на практически прямые аналогии событиям, которые видишь прямо сейчас или которые случились совсем недавно. Очень сложно убедить человека логикой аргументов и фактов. Всегда у оппонента найдется эмоциональный железобетонный ответ: «я умный, ты дурак», «да ты ничего не понимаешь». Вести спор на тему, кто умный, а кто дурак могут только два дурака, а потому вступать в них бессмысленно. Между тем очень интересно прослеживать исторические аналогии. С ними бессмысленно спорить, потому, что это уже история и эти события уже случились.

Время событий: 98 лет назад.
Место событий: Киев.
Действующие лица: самозваная власть Украины в лице Центральной Рады и большевики, которые объявили свою власть в Харькове и на Донбассе.
Декорация: Центральная Рада, которая сама себя провозгласила и была фактически «пятой ногой» Временного правительства на Украине, с падением последнего стала вдруг бесхозной, а потому независимой. Власть ее была условна, как и власть другой стороны, победившей в Петрограде, но не в Киеве. В городе де факто существуют два политических лагеря готовых схлестнуться друг с другом. Но пока еще они не стреляют друг в друга, а видят по привычке своих.
Завязка: 7 ноября 1917 года пало Временное правительство в Петрограде и Центральная Рада провозгласила себя верховной властью на Украине.
17 декабря 1917 года в Киеве должен был состояться всеукраинский съезд советов, который Центральная Рада сорвала при помощи 1 500 «липовых» депутатов, силой прорвавшихся на заседание.
24-25 декабря 1917 года, проведение альтернативного съезда в Харькове, где Центральна Рада была объявлена вне закона.
Все шло к открытому столкновению. С учетом того, что Центральная Рада не была выборным органом и держалась только благодаря силе созданных незадолго до этого националистических куреней и банд («сотен Майдана»), было понятно, что столкновение неизбежно.

И началась гражданская война. Что примечательно, до начала января при всем при этом кровь не лилась вообще. Люди считали себя согражданами и пытались друг друга переубедить силой логики и аргументов. Показательным тут стал арест 7 января 1918 года одного из предводителей на тот момент «оппозиции» в Киеве - Леонида Пятакова. Возмущенные соратники пришли выяснить причину. Без выстрелов и как бы по закону.
17 января 1918 года Совнарком РСФСР признал правительство в Харькове и было принято решение о свержении Центральной Рады в Киеве.
Предчувствуя скорую развязку, 18 января 1918 года Центральная рада силой вошла в штаб «оппозиции» (завод «Арсенал») и конфисковала все вооружение народных дружин (без шума и стрельбы).
Вдобавок Центральная Рада распорядилась вывезти с завода «Арсенал» запасы угля, что на тот момент означало остановку предприятия и нищету для рабочих.

Кстати на тот момент шла война, а «Арсенал» был предприятием ВПК. По сути, саботаж его работы был актом измены и пособничеству врагу, не говоря уже о том, что тем самым Центральная Рада обрекала на голод семьи рабочих.

19 января войска Харьковского правительства: дружины Харькова, Донбасса и «добровольцы с Севера» взяли Полтаву.

22 января 1918 года Центральная Рада четвертым универсалом провозгласила независимость Украины.

28 января произошел митинг рабочих завода «Арсенал», которые при поддержке части солдат киевского гарнизона вернули оружие на завод. В тот же день был найден труп убитого Пятакова. Следующей ночью в городе началось вооруженное восстание рабочих, которые отказались подчиняться Центральной Раде.

Следующая неделя стала для Киева первой кровавой неделей.

Войска Центральной Рады, в том числе и те, которые сбежали с «украино-российского», как любят писать националистические историки, фронта, подавили восстание рабочих. Более тысячи из них, плохо вооруженных и организованных, были убиты во время боев против войск Центральной Рады. После подавление восстания (4 февраля 1918 года) несколько сотен арестованных восставших были расстреляны.
Через несколько дней войска Муравьева вошли в Киев.

Между прочим, все это время в Киеве стояло до 20 тысяч солдат регулярной армии, которые не вмешивались в политический междусобойчик. Разве, что какая-то малая часть, по собственной инициативе.

В тот же день, когда войска Муравьева вошли в Киев, Центральная Рада стала официальным союзником Германии и Австро-Венгрии, заключив с ними мир на условиях передачи Крыма и Черноморского флота Германии и временной оккупации территории Украины (с которой ее только что выгнали) немецкими и австрийскими войсками. Плюс она согласилась, чтобы украинский народ выплачивал Германии и Австро-Венгрии огромные репарации.

Кстати Центральная Рада, первая из «правительств» бывшей Российской Империи заключила сепаратный мир с Германией. Более того, она объявляла себя ее сателлитом.

Интересно, правда? Сколько аналогий и сравнений.

Но я этот рассказ привел не с целью показать эти аналогии. В результате той первой гражданской войны было пролито много крови. На несколько порядков больше, чем на сегодня на Украине в результате второй гражданской войны 2014-… годов. И, тем не менее, уже через несколько лет Галицкая Армия (в которой служили и многие бывшие каратели Центральной Рады) вошла в состав Красной Армии и пошла вместе с нею походом на Польшу. А после разгрома советских войск под Варшавой и перехода руководства Галицкой Армии на сторону Польши, большая ее часть так и осталась в составе войск РККА. Многие ее солдаты впоследствии стали советскими офицерами, а один - Остап Стеца - даже генералом. Он пошел воевать в 15 лет за «самостийну Украину». Стал боевым генералом РККА. Освобождал Белоруссию, Польшу. Его последней войной, стала война против своих бывших товарищей служивших в рядах ОУН-УПА в 1947 году…

А теперь посудите сами, зная все это, как мне отвечать людям на такие слова:

«Донбасс никогда не вернется в Украину, пролито слишком много крови».

Их бы поняли семьи убитых рабочих завода «Арсенал» в начале 1918 года, но их бы уже не поняли через два года солдаты РККА идущие на Варшаву. Тем более мне сложно с ними согласиться, зная историю, когда десятилетиями жили мирно и счастливо в одной стране те, кто «никогда не мог жить в одной стране». 

http://cont.ws/post/192519

окончание

От Февраля - к Октябрю: о роли национально-ориентированной команды
18.09.2015 11:00 Мск

Радетели "демократических преобразований", за которыми стоял, как сейчас бы сказали, олигархат, смогли добиться в феврале 1917 года своей главной цели –  "Россия – без Николая" или "Россия – без монархии" (перефразируя наших "болотных рэволюсьонэров"). Кровавый царский режим был свергнут, а либералы-западники взяли власть в свои руки, но что с ней делать - так и не придумали. Перед Россией стоял целый сонм цивилизационных вызовов, однако "победители" даже не смогли выстроить вертикаль власти, были вынуждены делить ее с Петросоветом. Но и это не длилось долго – несмотря на поддержку олигархата и дружбу с "западными партнерами", наши либералы к октябрю абсолютно "слились", а реальную власть захватил "маргинал-экстремист" Владимир Ульянов-Ленин. О роли национально-ориентированной  (или если быть более точными - отстаивающей интересы народа) команды в истории – читайте во второй части материала Накануне.RU о "призраке 1917-го".

Сразу же после отречения от власти Николая II власть в стране взяла группа депутатов Госдумы, которые скрылись за вывеской "Временного правительства". Однако применить практически свою "власть без монарха" и "кровавого полицейского режима" им так толком и не удалось. Период в несколько месяцев после первой революции 1917 принято называть периодом двоевластия, когда альтернативным центром силы стал Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, который поначалу сделал ставку на контроль за деятельностью Временного правительства, а чуть позже начал с ним взаимодействовать. Насколько успешным было взаимодействие и осуществление властных полномочий, можно судить хотя бы по тому факту, что с февраля по июль страна пережила три полномасштабных политических кризиса, которые закончились кровопролитием в июле 1917 года. Чуть позже, в августе, Временное правительство попытался свергнуть генерал Лавр Корнилов, а в октябре большевики осуществили свою претензию на власть – их попытка оказалась, как известно, более удачной.

Детали и отдельные события этого бурного времени мы оставим профессионалам-историкам, а нас, в первую очередь, интересуют причины – почему же сторонники либерального, республиканского, демократического строя, свергнув "ненавистный режим", так быстро и позорно провалились, став косвенно и причиной, и участниками Гражданской войны. Тем более, что даже эти революционеры, имевшие все рычаги управления и поддержку финансово-промышленных кругов, добившись исполнения "оригинального" лозунга "Россия без монарха", предложить стране не смогли ничего такого, чтобы страна их приняла. Их идейные последователи сегодня, зачастую, не имеют даже этого, лишь финансовую подпитку разнообразных "некоммерческих организаций", частных лиц и "ребята, скидываем все на кошелек в Kiwi".

"На мой взгляд, главная причина была в том, что Февральскую революцию делали люди, которые были психологически, и даже генетически не приспособлены для организации революции. Милюков любил говорить, что это была "бескровная революция", но любой историк знает, что бескровных революций не бывает, а самые успешные революции сопровождались активным кровопролитием. Либералы пришли к власти в феврале на волне недовольства самодержавием, на волне усталости от войны, на волне иллюзий, которые транслировались рядом западных, как бы сейчас сказали, медиа-ресурсов, которые, по сути дела, скрывали от граждан России те возможности победить, что реально тогда были. Это все привело на вершину власти людей, в целом неплохих, гуманитариев, людей науки, общественников, но не политиков", – отметил в беседе с Накануне.RU идеолог партии "Родина" Федор Бирюков.

У пришедшей к власти "разношерстной группы фантазеров" не было единого видения будущего России, не было конкретных целей, идеи и стратегии развития страны, не было планов по решению наиболее насущных проблем, таких, как выход из затянувшейся мировой войны, земельный вопрос и ряда других. Практически все, чем они занимались – это были попытки угодить всем, всем пообещать, но реально ничего сделать они не могли.

"Была цель угодить разным по классу, по настроению, по имущественному составу слоям населения, но не было единого целеполагания – зачем нужна власть. Целеполагание появилось только после октябрьского переворота, когда "белые", которые в большинстве своем были республиканцами и либералами, объединились против большевиков. Но с февраля по октябрь этого не было. Соответственно, февральская революция стала своего рода либеральным фейком, как бы сейчас сказали. В отличие от английских опытов, французской революции, США и т.д., к власти не пришел класс буржуазии, который четко знал, за что он борется – за свою собственность, за свою власть. Пришли профессора, публицисты, пришли люди, исповедующие ложно понятый европейский гуманизм, и, что самое главное, плохо знающие Россию", – считает Бирюков.

"С одной стороны, революция была объективна, но с другой стороны, пришедшее к власти в феврале 1917 года Временное правительство эти противоречия не собиралось решать и демонстрировало свою беспомощность. За месяцы правления Временного правительства ситуация ухудшалась, проблемы нарастали, и приход к власти большевиков стал закономерным. Во главе Временного правительства оказались фигуры, не соответствующие тем задачам, которые перед ними стояли, тот же Керенский – он явно не годился на роль лидера России, тем более в критической ситуации. Второй момент –тогдашний либеральный режим был просто недееспособен и был в октябре 1917 года свергнут. Но надо заметить и то, что этот режим был настолько неустойчив, что его в любом случае бы свергли", – считает писатель, историк, автор книг о советской эпохе Игорь Пыхалов.

Словом, заговорщики сумели довести Николая II до такого состояния, в котором он не смог им противостоять и отрекся от трона, но не смогли достичь какого-то согласия, обозначить цели, решить ключевые вопросы, стоявшие перед страной и просто взять на себя ответственность за происходивший в стране кризис. Но, возможно, это было целью тех, кто "рулил" процессом, ведь полное безвластие было важным шагом на пути к распаду и раздроблению страны - империи? Тем не менее, этому не суждено было сбыться. Спустя несколько месяцев более решительная политическая сила "подняла эту власть с земли", и эта сила нашлась там, где не особо-то и ждали.

Вскоре после отречения императора из ссылки в Россию вернулся Владимир Ленин и опубликовал свою программу политических действий – Апрельские тезисы. В рамках 10 положений этого документа он говорит о недопустимости "грабительской империалистической войны", которую поддерживает капиталистическое "правительство Львова и К", о необходимости вовлечения в политическую деятельность широких масс пролетариата и крестьянства, о разоблачении лживых обещаний Временного правительства, о необходимости построения страны советов, в которой чиновники будут получать зарплату рабочих, о национализации земли и объединении всей банковской структуры в один общенациональный банк.

Столь радикальная программа не была поддержана фактически никем, Ленина называли маргиналом-экстремистом. Целый месяц Ленин неустанно разъяснял своим однопартийцам смысл программы, пока она не была принята в качестве официальной линии партии, после чего против большевиков единым фронтом стали выступать меньшевики и либералы. Тем не менее, история показала, что ничего невозможного нет, и маргинал Ленин стал законодателем политической моды в своей стране, как сейчас бы сказали, "хэдлайнером" политической жизни, когда смог повести за собой людей и свергнуть "интеллигентов" из Временного правительства. Но только ли дело в пламенных речах революционера №1?

"Он и большевистская партия работали давно. Они помогали, например, рабочим организовывать забастовки, в результате которых они добивались исполнения своих требований, люди знали, что большевики могут удовлетворить, в частности, финансовые требования в результате стачек. Большевики занимались созданием своих боевых отрядов, они умели находить деньги. Я не сторонник мифа о немецких деньгах, которые решили исход борьбы. Если они и были, хотя прямых доказательств этому не собрано, они были в достаточно ограниченном масштабе. Большевики заручились поддержкой и класса предпринимателей, в частности, целого сообщества старообрядцев, которые целевым образом спонсировали революцию. Они умели находить деньги криминальным способом, они умели просто аккумулировать финансовые активы своих сторонников, среди которых было много интеллигентов, дворян. Они были практиками. И Ленин, приехав в Россию после февраля, опубликовал свои тезисы, но был недооценен", – считает Бирюков.

Партия большевиков не была многочисленной – согласно данным из открытых источников, численность партии на момент Февральской революции составляла около 24 тыс. человек. Для сравнения, численность партии социал-революционеров (эсеров) приближалась к 1 млн членов, а конституционно-демократической партии (кадетов) – 70-100 тыс. членов. Однако, уже к лету число большевиков выросло на порядок, а к октябрю – в 15 раз, до 360 тыс. человек. Ставка на новые политически-активные массы, с одной стороны, полностью оправдалась, с другой, внутри партии существовала очень жесткая партийная дисциплина и иерархия, которая обеспечивала необходимую мобилизацию кадрового состава.

"Хоть партия большевиков была достаточно малочисленная в феврале, но это была организация дееспособная, имеющая структуры во многих регионах страны, с крайне жесткой дисциплиной – это был костяк, на который очень быстро "наросло мясо". Кроме того, большевики проводили идеологическую линию, не шли на принципиальные компромиссы, не занимались тем, что сейчас любят называть "реальной политикой". И поэтому, когда широкие народные массы летом 1917 года вдруг обнаружили, что существуют разные политические силы, они убедились, что в отличие от болтунов, большевики – люди дела, которые не боятся предлагать решение ключевых вопросов, стоящих перед российским обществом. Интересно, что хотя большевики скопировали программу у эсеров, но эсеры ее предлагали, и не собирались практические реализовывать, хоть и находились во власти, а большевики прямо сказали, что готовы отдать крестьянам землю. Естественно, что народ их поддержал", – рассказал Накануне.RU Пыхалов.

"У российских либералов после февраля не было ни единого шанса удержаться во власти. И те, кого они называли большевиками, оказались гораздо более успешными, нахрапистыми и целеустремленными менеджерами, политиками, которые не остановились ни перед чем, они пошли на максимальный риск и в результате выиграли", – добавляет Бирюков.

Таким образом, мы видим, что Октябрь, в определенном смысле, стал точкой разрешения противоречия, выбора – кто должен управлять страной во время кризиса, поражения в войне – "опытные политики", неспособные взять на себя ответственность, создать программу действий и двигаться по ней, но гораздые на разнообразные обещания всем классам, или "деревенские выскочки", имеющие репутацию в народе "людей дела", умеющие ставить конкретные задачи и решать их, готовые идти до конца. В этом сравнении нет какой-то романтизации – это лишь констатация факта – чего добились за почти два десятилетия разные политические силы.

Тем не менее, неправильно говорить, что большевикам "море по колено и горы по плечу". При всей критике революционных лидеров, их идеализации в советское время и демонизации в последние 25-30 лет, они действительно сделали то, что сделали – свергли Временное правительство, взяли власть и удержали ее в ходе разгромной, опустошающей Гражданской войны – в ней они победили тоже, несмотря на то, что "белым", республиканцам, либералам и масонам активно помогали "союзные армии", которые вторгались на территорию России буквально со всех сторон. И здесь фактор личности тоже был очень высок, считают эксперты.

"Персоналии сыграли важную роль. С другой стороны, к осени 1917 года ситуация сложилась такая, что победа большевиков состоялась бы даже и без Ленина, но цена была бы более высока. К примеру, в Петрограде, где присутствовал Ленин и центральные фигуры партии, большевики победили практически бескровно. Масштабных боев в городе не было, быстро и эффективно сработали, было несколько убитых. В Москве местная организация большевиков вела себя робко и нерешительно, поэтому, в итоге получилось, что было несколько дней уличных боев, по Кремлю стреляли из артиллерийских орудий. Около тысячи было убитых, но большевики власть все же взяли. Скажем так, без Ленина это было бы не так эффективно, но получилось бы. Еще один важный момент – большевики не просто взяли власть в октябре 1917 года, но и выиграли Гражданскую войну. Это тоже важный момент, и здесь роль личности Ленина, роль личностей его соратников тоже весьма велика", – считает исследователь советского периода Игорь Пыхалов.

О некоторых соратниках Ленина речь пойдет в других статьях, но сейчас мы зафиксируем, что для реализации конкретной программы развития страны, тем более, если она кажется не вполне реалистичной или чересчур смелой, всегда нужна команда единомышленников.

Вообще, в последние годы есть тенденция к тому, чтобы проводить исторические параллели между делами минувших дней и современной ситуацией. Это не всегда корректно, а зачастую просто "притянуто за уши". Тем не менее, исторические уроки всегда полезны, их нужно извлекать, чтобы не совершать тех же ошибок.

"1991 год отчасти похож на Февраль, во-первых, потому что это была революция элит. Основной вопрос происходил не между правящей элитой и контрэлитой, а внутри элиты – к власти пришли те же коммунисты, которые вовремя сожгли свои партбилеты и организовали такую первую "бархатную" революцию на территории постсоветского пространства. В 91-м году тоже имел место саботаж с продовольствием, мы знаем, что фуры и целые составы с продовольствием стояли у МКАДа, их не пускали в Москву, а в Москве всем показывали пустые полки, то же самое творилось в Санкт-Петербурге, в других городах. Точно так же к власти тогда пришла разношерстная компания фантазеров, которые вдохновлялись западными агитками, а даже не опытом, и с которыми работали западные советники. Другое дело, что внедрение в коридоры власти в 1991 году западных агентов было на порядок выше, чем в феврале 1917 года. Тогда запад вел себя более аккуратно, более стеснительно. В 1991 году мы столкнулись с тем же предательством правящего класса, только в более динамичной форме. К сожалению, технологически они были более вооружены и режим "августовцев" продержался целых 10 лет и отчасти продолжается до сего дня", – сравнивает Федор Бирюков.

Некоторые политические силы, те же условные "либералы" не первый год угрожают действующему правящему классу и лично Владимиру Путину революцией и восторгаются, когда что-то похожее происходит по соседству, как на Украине, либо где что-то похожее затевается, как в Армении или Молдавии. Но в отличие от большевиков, уровень поддержки их крайне низок, и если большевики за полгода при желании увеличили партию в 15 раз и заручились поддержкой широких масс, то условный рейтинг общей "демократической оппозиции" упал с 27% Навального на выборах мэра, до 2% на выборах в заксобрание Костромы. Зато у этих сил есть общее с либералами Февраля – лозунг "Россия без Путина" и абсолютная импотенция в плане разработки собственной программы действий после того, как власть окажется в руках этих "политиков".

Во многом, ситуация сейчас отличается от лета 1917, но нельзя не обращать внимание на то, что есть пакет проблем и противоречий, которые "консервируются" и копятся – как долго это будет продолжаться? Ведь в чем еще заключался "секрет победы" большевиков? Это была национально-ориентированная команда, готовая и способная защищать и отстаивать интересы народа, в отличие от "людей мира" вроде Грефа, Шувалова, Набиуллиной.

"Команда была интернационально ориентирована, но опиралась на народ, учитывала его нужды, интересы, именно поэтому слова Ленина "Есть такая партия" были народом подхвачены и услышаны. Это была единственная сила, готовая отстаивать народные интересы. Дело было в идее. Большевистская идея вошла в резонанс с чаяниями масс, они смогли выразить настроения людей – вот это самое главное. А то, что после разрушения страны февралистами, олигархами, инспирированного западной буржуазией переворота, именно большевики остановили распад государственности и перезагрузили ее на совершенно новых основаниях, в этом ни у кого не должно быть сомнений", - отметил в беседе с Накануне.RU тележурналист, автор и ведущий "Агитации и пропаганды" Константин Семин.

"Сегодня перед нами стоит цивилизационный выбор: исчезнуть под внешним давлением, поскольку оно оказывается открыто, динамично, настойчиво и не будет прекращаться, либо выйти на экстраординарный оригинальный путь развития, частично о котором говорит Глазьев сегодня, но для этого нужны кадровые перестановки наверху. Речь идет не о революции снизу, а желательно о революции сверху, которую бы возглавил президент Путин, этого от него ждут все, кто намерен жить и работать в России. Самая большая опасность нынешнего политического затишья – консервировать проблему до самого конца. Но консервировать ее бесконечно не получится, рано или поздно социальное недовольство перейдет рамки приличий, и весь вопрос в том, кто встанет во главе этого общенационального движения к возрождению – деструктивные силы или патриотические", – считает Бирюков.

В этих условиях вопрос  о команде, о "новых большевиках", которые бы смогли выразить народные чаяния, остается открытым.

"Мне часто приходит мысль, что если все-таки у нас в обществе есть силы, которые хотят повторить февраль, то сил, которые могли бы нейтрализовать февраль октябрем – нет. У нас есть целый "вагон" Романовых, которых катают по Крыму, обещают им памятники, музеи, полное довольствие, у нас есть куча Гучковых, Милюковых, Шульгиных, у нас есть Пуришкевичи всех сортов и настроений, скинхеды, есть генералы разной степени преданности государству, но у нас полностью отсутствуют большевики. С одной стороны, можно радоваться, что никто не ввергнет страну в новый эксперимент, который "обязательно будет кровавым", как скажут нам борцы с большевизмом и десталинизаторы, десоветизаторы, с другой стороны, я не вижу ни одной силы, которая в случае, если февралистский проект будет заново реализован, могла бы этому противостоять, и это очень тревожно. Это был мощный организационный кулак, интеллектуальный кулак, сейчас ничего похожего я не вижу", - резюмирует Семин.

- See more at: http://www.nakanune.ru/articles/110916/ … tXoEr.dpuf

Военно - промышленный курьер.

Оранжевые технологии февральской революции — часть II

Свержение царя организовано Западом и «пятой колонной»

Дмитрий Зыкин
Начало читайте в предыдущем номере.

Современные «оранжевые события» и «арабская весна» очень четко показали, чего стоят все разговоры о народных революциях.

Причины свержения власти надо искать не в народе, ибо не массы делают историю. Надо посмотреть, что происходило внутри элиты и какова была международная обстановка. Внутриэлитный конфликт при широком участии иностранных государств и есть реальная причина Февраля.

Оружие для революции

Можно упрекнуть Николая в том, что именно он назначил ненадежных людей на высшие государственные посты. Однако по этой же логике точно такое же обвинение надо предъявить и германскому монарху Вильгельму II, которого во время Первой мировой отстранила от власти верхушка.

Кстати, в ходе Февральской революции всплыл один весьма красноречивый факт. Среди восставших частей оказались два пулеметных полка, в их распоряжении находилось 2500 пулеметов. Для сравнения: во всей русской армии в конце 1916 года было 12 тысяч пулеметов.

На фронте идут тяжелые бои, причем надо признать, что слабым местом России было как раз обеспечение армии пулеметами, их действительно не хватало. И в это время в глубоком тылу совершенно без дела хранится гигантское число оружия, жизненно необходимого армии. Кто же так «гениально» распределил пулеметы? Такие приказы могли отдать только генералы, руководители армии. С военной точки зрения это абсурд, так для чего же это было сделано?

Пулеметы были нужны для революции. То есть мятежные генералы совершили двойное преступление. Свержение царя было куплено большой кровью солдат и офицеров.

Советы с Запада

В Февральской революции четко прослеживается и вмешательство Запада. Многие годы Николай находился под давлением внутренней оппозиции, но повлиять на царя пытались и представители иностранных государств.

Незадолго до Февральской революции с председателем Думы Родзянко встретился Джордж Бьюкенен. Он зондировал почву на тему политических уступок, которых хотят добиться от царя парламентарии. Выяснилось, что речь идет о так называемом ответственном правительстве, ответственном перед «народом», то есть перед Думой. Де-факто это означало превращение монархической России в парламентскую республику.

Бьюкенену хватило наглости после этого прийти к Николаю и поучать государя, как следует руководить страной и кого назначать на ключевые должности. Дипломат выступал как лоббист революционеров, лихорадочно готовивших свержение царя. При этом понимал, что его действия являются грубейшим нарушением правил поведения иностранного представителя. Тем не менее в беседе с Николаем Бьюкенен буквально угрожал царю революцией и катастрофой. Разумеется, все это подавалось в дипломатичной упаковке, под видом заботы о будущем России.

Николай II не согласился ни на какие уступки, и тогда оппозиционеры попытались зайти с другой стороны. В начале 1917 года в Петроград на союзническую конференцию прибыли представители Антанты, чтобы обсудить дальнейшие военные планы. Руководителем британской делегации был лорд Милнер, к нему обратился видный кадетский деятель Струве. Он написал лорду два письма, в которых по сути повторил то, что сказал Родзянко Бьюкенену. Струве передал письма через офицера британской разведки Хора. В свою очередь Милнер не остался глух к рассуждениям Струве и направил Николаю конфиденциальный меморандум, в котором очень осторожно и куда более вежливо, чем Бьюкенен, постарался поддержать требования оппозиции. Милнер дал высокую оценку деятельности российских общественных организаций (Земский союз и Союз городов) и намекнул на необходимость предоставить крупные посты людям, которые ранее занимались частными делами и не имели опыта государственной деятельности.

Разумеется, царь проигнорировал столь нелепые советы, и оппозиция вновь осталась ни с чем. Но прессинг на самодержца не прекратился. Уже буквально накануне Февраля генерал Гурко, исполнявший обязанности начальника Генерального штаба, встретился с Николаем в Царском Селе и высказался за проведение конституционных реформ. Стало окончательно ясно, что идеи коренного преобразования государственного устройства проникли в среду высшего офицерства. Ситуация начала стремительно выходить из-под контроля. Думские ораторы и всевозможные общественники могли говорить о чем угодно, сами по себе они были бессильны свергнуть законную власть. Но когда царь получил «черную метку» сначала от английских дипломатов, а потом уже и от Гурко, трон зашатался всерьез.

Дмитрий Зыкин

Опубликовано в выпуске № 8 (623) за 2 марта 2016 года
Подробнее: http://vpk-news.ru/articles/29476

Sueddeutsche Zeitung, Германия

Экономика как война

В этом году мир будет отмечать 100-летний юбилей Октябрьской революции в России. В результате к власти пришла одна из самых кровавых тираний в истории. Ее последствия ощущаются до сих пор.

01.02.2017
Николаус Пипер (Nikolaus Piper)

Слом существовавшего экономического порядка начался 8 ноября 1917 года в тогдашней российской столице Санкт-Петербурге, в те времена называвшейся Петроградом. Накануне ночью власть захватили большевики, представители радикального крыла российских социал-демократов. Первым делом вождь революции Владимир Ильич Ленин подписал несколько декретов, в частности, «Декрет о земле». Согласно ему, земля, принадлежавшая помещикам, подлежала незамедлительному изъятию без всякой компенсации. Была запрещена продажа и покупка земли, а также сдача ее в аренду. С этим декретом начался насколько гигантский, настолько же и смертоносный эксперимент: большевики взяли под свой контроль все народное хозяйство страны, назвав это «социализмом». Закончился этот эксперимент лишь спустя 74 года — с распадом Советского Союза. Однако его последствия ощущаются до сих пор, причем как в России, так и в других странах бывшего СССР.

В этом году со дня Октябрьской революции исполняется сто лет. Она началась с путча и привела к одной из самых кровавых тираний в истории человечества, разбудила большие — но несбывшиеся — надежды и изменила все представления об экономике. Старые марксисты и социал-демократы вроде Карла Каутского (Karl Kautsky) еще верили в то, что капитализм сам по себе в том или ином виде переродится в социализм. Ленин же попросту упразднил эту идею как таковую. Революционеры незамедлительно установили в ослабленной России диктатуру пролетариата. Это повлекло за собой смерть миллионов людей и распад общества.

Причиной этого социализма стала Первая мировая война. Она не только привела к потере власти царем, из-за чего российское общество утратило основу своего существования, но и заставила людей свыкнуться с государственной экономикой. Ленин считал, что буржуазия с помощью этой государственной экономики создала средства, которыми «авангарду пролетариата», то есть ему самому и его сподвижникам оставалось лишь воспользоваться, чтобы установить свою диктатуру. В качестве образцов для подражания ему служили Немецкая имперская почта и немецкая военная экономика.

Буржуазия очень облегчила контроль над экономикой, писал Ленин. По его словам, «учет этого, контроль за этим упрощен капитализмом до чрезвычайности, до необыкновенно простых, всякому грамотному человеку доступных операций наблюдения и записи, знания четырех действий арифметики и выдачи соответственных расписок». Так что вооруженные рабочие, по его мнению, были вполне в состоянии управлять экономикой. «Всё общество становится бюро и фабрикой с равной работой и равной зарплатой», писал он в 1919 году. Фатальное заблуждение, что под экономикой подразумевается всего лишь бюрократический контроль, и пренебрежение творческой деятельностью людей сопровождали советский социализм до самого его конца. Кроме того, социализм так никогда и не смог сокрыть, что своими корнями уходил в войну. Это было заметно еще во время легендарных «битв за урожай» в бывшей ГДР.

Борьба с крестьянством: рабочие конфисковали зерно, картофель и скот

Весной 1918 года Россия стояла лишь на пороге социалистической трагедии. По всей стране вспыхивали восстания и забастовки против диктатуры большевиков. Началась гражданская война, в ходе которой обе стороны — и «красные», и «белые» — действовали чрезвычайно жестоко. Чтобы выжить, большевики были вынуждены ввести экономическую диктатуру, вошедшую в историю как «военный коммунизм». Был создан Высший совет народного хозяйства. Попали под запрет частная собственность и торговля. Однако реальная власть принадлежала не совету народного хозяйства, а Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Эта тайная полиция снискала печальную известность под аббревиатурой ЧК (позднее ГПУ).

На практике же военный коммунизм обернулся войной против российских крестьян — как зажиточных, так и мелких. Вооруженные солдаты и рабочие конфисковали у них зерно, картофель и скот. Большая часть конфиската шла государству, а часть прибирали к рукам так называемые «снабженцы». «Гражданская война уперлась в хлеб. (…) Да здравствует гражданская война», — писал революционер и основатель Красной армии Лев Троцкий.

Гражданская война, военный коммунизм и «красный террор» (так официально назывались действия ЧК) имели ужасные последствия. По самым оптимистичным оценкам, от «красного террора» погибли 280 тысяч человек. На разоренной земле разразился голод, рубль был практически уничтожен вследствие гиперинфляции. Промышленное производство упало по сравнению с 1913 годом в десять раз. Большевики хотя и победили в гражданской войне, понятия не имели, как им кормить население.

В этой отчаянной ситуации Ленин отдал приказ к резкой смене курса. В марте 1921 года на десятом съезде Коммунистической партии он провозгласил «Новую экономическую политику» (НЭП). Правда, «красный террор» продолжился, но в экономике большевики стали допускать некоторые свободы, торговцам и крестьянам вновь было дозволено зарабатывать прибыль, а конфискация имущества у крестьян прекратилась. НЭП чем-то был похож на реформы китайских коммунистов после смерти Мао Цзэдуна: мелкий капитализм был разрешен, но партия по-прежнему командовала экономикой. Благодаря этой малой толике рыночной экономики жизнь простых людей несколько улучшилась.

Впрочем, в действительности НЭП стал лишь небольшой «передышкой» в войне коммунистов против общества. После смерти Ленина в 1924 году генеральному секретарю Коммунистической партии (так теперь стали называть себя большевики) Иосифу Сталину удалось захватить всю власть в свои руки. Он вынудил своего противника Троцкого бежать из страны, а в апреле 1929 года объявил первую «пятилетку». Таким образом, началась фаза настоящей плановой экономики. Специальное ведомство под названием «Госплан» должно было управлять экономикой страны вплоть до мельчайших деталей. Кроме того, Сталин запустил новую кампанию по борьбе с крестьянами. Им было приказано сдавать все излишки хозяйства в пользу государства, которые шли на индустриализацию. Чтобы гарантировать поступление этих излишков, крестьян заставляли вступать в колхозы.

Одновременно Сталин объявил борьбу с так называемыми «кулаками» — зажиточными крестьянами, которые, как он часть говорил, должны были быть «уничтожены как класс». Результатом такой политики стал голодомор на Украине. По оценке Украинской академии наук, при этом погибли около трех с половиной миллионов человек. Британский исследователь Ричард Конкест (Richard Conquest) насчитал, однако, целых 14 с половиной миллионов жертв. Память об этой катастрофе до сих пор омрачает отношения между Россией и Украиной.

После смерти Сталина в 1953 году репрессии в Советском Союзе и соседних странах стали менее жестокими, но пятилетки оставались частью жизни советских граждан до самого распада страны. При этом крах социализма был «запрограммирован» изначально. Почему получится именно так, экономисты Фридних фон Хайек (Friedrich A. Von Hayek) и Людвиг фон Мизес (Ludwig von Mises) объяснили еще в 1930-х годах в ходе знаменитого спора с польским социалистом Оскаром Ланге (Oskar Lange) по поводу экономического учета: если рыночное ценообразование будет «выключено», то у составителей плана не останется инструментов, чтобы решать, какие действия будут рациональными, а какие нет. «Колеса будут вращаться, но вхолостую», писал Мизес. Именно так и произошло, что может подтвердить каждый, кто еще застал экономику ГДР. При этом такой элемент как конфискация никогда не исчезал из социалистической практики. Составление планов, как правило, было сопряжено с войной за ресурсы между руководством планового ведомства и директорами социалистических предприятий.

Рабочим пришлось поплатиться за мечты о великой державе — высокие зарплаты им не достались

Собственно, в этой связи возникает вопрос: почему эта система не рухнула намного раньше? Или, как это сформулировал экономист Манкур Ольсон (Mancur Olson): о том, что плановой экономике не было дела до реальных нужд потребителей, и что она была в высшей степени неэффективна, спорить не приходится. «Но как ей удавалось функционировать достаточно эффективно для того, чтобы создать супердержаву и удерживать ее на плаву?» Ответ Ольсона таков: коммунисты подавили и подчинили себе все общество. Поэтому они имели возможность использовать большую часть ВВП на инвестиционные цели и, соответственно, меньшую часть пускать на удовлетворение целей рабочих — в отличие от стран со свободными выборами.

Таким образом, в краткосрочной перспективе им удавалось добиваться фантастических показателей роста, строить сталелитейные заводы, создать атомную бомбу и запускать искусственные спутники Земли в космос. Поскольку экономика в целом была непродуктивной, низкие зарплаты рабочих стали неизбежным следствием этого.

Протестовать против этого рабочие не могли — они не имели права на забастовки. Когда же они осмелились на это в Польше, Венгрии и Чехословакии, а репрессии ослабли, вскоре большим инвестициям пришел конец. СССР и его страны-сателлиты полностью исчерпали собственные ресурсы. Или, как сказал один польский рабочий: «Коммунисты делают вид, что платят нам, а мы делаем вид, что работаем». Вскоре после этого социализм потерпел крах.

Сегодня воспоминания об экономическом наследии Октябрьской революции поблекли. В России националисты с ностальгией вспоминают советские времена. В контексте истории ГДР много говорится — и совершенно справедливо — о тамошних органах безопасности («Штази»), но о крахе плановой экономики почти никто не говорит. При этом многие также мечтают — ввиду социального неравенства при капитализме — о «лучшем» социализме. Рыночная экономика и свободная торговля со всех сторон подвергаются нападкам. Возможно, воспоминания об Октябрьской революции станут хорошим поводом напомнить заодно и о том, что плановая экономика уходила корнями в войну, что она не могла бы работать без репрессий, и что еще никогда не было демократии без рыночной экономики.

http://inosmi.ru/social/20170201/238644437.html
Оригинал публикации: Wirtschaft als Krieg
Опубликовано 27/01/2017 13:02

Expresso, Португалия

Россия и мы

23.02.2017
Филипе Рибейру де Менезеш (Filipe Ribeiro de Meneses)

«Анархия еще никогда не избавляла от голода и нищеты. Пока мы не разъясним себе суть российского кризиса, нам остается лишь с ужасом ждать возможности кризиса португальского, который возьмет происходящее за образец и приведет нас к таким же потрясениям»

O Dia (Лиссабон), 22 мая 1917 года.

«Революция в России. Отречение царя. Становление либеральной системы. Эта революция имеет определяющее значение для судеб австро-германских династий. Это пример, это зараза», — так писал 16 марта 1917 года в своем дневнике Жоау Шагаш (João Chagas), дипломатический представитель Португалии в Париже и ярый защитник участия страны в Первой мировой войне. По мнению Шагаша, произошедшая в том месяце революция (в самой России, жившей по юлианскому календарю, это был февраль) должна была подтвердить справедливость португальского вступления в войну. В соответствии с идеологическим прочтением конфликта, которое использовали Шагаш и другие радикальные республиканцы, война была необходима, поскольку представляла собой шаг вперед на пути человечества к свободе, демократии и, как ни странно, всеобщему миру. Царь первым среди монархов лишился трона, потому что был самым деспотичным из всех, но и других вскоре ждала та же участь. Более того, русская революция, превращая прежних подданных царя, которые в его руках мало чем отличались от марионеток, в полноправных граждан, должна была способствовать укреплению военных усилий этой страны и ускорить падение центральных империй. Таким был урок революции 1789 года и массовой мобилизации, декрет о которой четыре года спустя издала молодая Французская Республика: свободный народ был непобедим. В общем, из Петрограда приходили отличные новости. Через пять дней Шагаш в своем дневнике описал провозглашение республики в России как «не какое-то сиюминутное дело, но событие целой эпохи». Между тем, в Лиссабоне единственный депутат от социалистов, Кошта Жуниор (Costa Júnior), в Палате представителей произнес единодушно одобренное всеми приветственное слово русскому народу. В нем он в превозносил признанные недавно сформированным Временным правительством права (в том числе право на забастовки), освобождение «тех, кто, будучи жертвами русского самодержавия, все это время томился в императорских подземельях», и, наконец, данные гарантии того, что из войны возродится Польша, «благородный народ, более века пребывающий в рабстве у Германии, Австрии и российского самодержавия». Теперь в интервенционистских кругах можно было открыто признавать то, что в течение многих лет горячо опровергалось: в борьбе за демократию, справедливость и права малых народов царская Россия была крайне неудобным союзником.

По другую сторону политических баррикад столичная газета монархического толка O Dia («День») рассматривала происходящее в Петрограде как торжество демагогии и высказывала сомнения в преимуществах, которые падение царя могло нести союзникам в их военных достижениях: «Как все это будет способствовать активизации войны со стороны России, мы откровенно не понимаем, и наш скудный разум подсказывает нам как раз обратное». Ход дальнейших событий показывает, что заблуждались и Шагаш,и Кошта Жуниор, и журналисты O Dia. Если война, с одной стороны, спровоцировала крах всех европейских империй (Германской, Австрийской и Османской), то с другой она также поглотила молодую российскую республику, оказавшуюся не в состоянии реформировать страну и одновременно участвовать в конфликте. Центральные державы выиграли войну на Восточном фронте, в октябре 1917 года нанесли страшное поражение Италии (битва при Капоретто), и им почти что удалось сделать то же самое на Западном фронте в 1918 году. Однако весной 1917 года приходившие из России известия, казалось, не предвещали ничего плохого, а намерения новых властей представлялись довольно ясными: продолжать войну, если уже не с целью расширить границы старой империи Романовых (последней дипломатической победой царя как раз было признанное Парижем право после войны определять западные границы страны), то, безусловно, показать, что конфликт никогда не разрешится исключительно военным путем и что поэтому крайне необходимо согласованное решение.

На этом этапе войны было много разговоров о мире. 1916 год принес серьезное разочарование каждой из воюющих сторон, которые задействовали в войне неисчислимые человеческие и материальные ресурсы. В борьбе против французской армии Германия сделала ставку на Верден и проиграла. Великобритания, имея наконец в своем распоряжении большую континентальную армию, потеряла ее в битве при Сомме. А начатый русскими летом Брусиловский прорыв серьезно подорвал силы австро-венгерской армии, хотя потом Россия была остановлена и разгромлена немцами. Вдохновленная первоначальными успехами этой операции Румыния вступила в войну на стороне союзников, но быстро оказалась смята врагами. Между тем Италия продолжала безуспешно посылать своих солдат в направлении Триеста. На всех фронтах ситуация зашла в тупик.

В декабре канцлер Германии Бетман-Гольвег предложил провести раунд переговоров без предварительных условий, чтобы изучить возможности прекращения конфликта. Недавно переизбранный президент США Вудро Вильсон последовал его примеру, в январе 1917 года предложив себя в качестве посредника и выдвинув идею создания новой международной организации, Общества по вопросам мира. Это был первый набросок того, что позднее стало Лигой Наций. В июле левые и центристские партии Германии в рейхстаге приняли резолюцию с требованием мира без аннексий и контрибуций. Наконец, в августе Папа Бенедикт XV представил собственный план примирения. Мир, заключенный с честью для всех воюющих сторон, был целью Александра Керенского, военного министра, а позднее премьер-министра российской республики. Чтобы достичь мира, нужно было, чтобы русская армия продемонстрировала свою непобедимость и тем самым сохранила жизнеспособной идею об отсутствии военного решения для данного конфликта.

Коль скоро зашел разговор о прекращении войны, зародившееся после революции Временное правительство могло взяться за решение стоявших перед ним бесчисленных внутренних проблем. На тот момент Советы — собрания рабочих и солдат, с которыми Временное правительство неохотно делило власть — казалось, не возражали против такой стратегии и в качестве первого шага договорились о проведении конференции Второго Интернационала в Стокгольме, на который должны были съехаться делегаты из европейских социалистических партий (воюющих и сохраняющих нейтралитет стран). В Стокгольме намеревались обсудить общие основы для взаимопонимания, которые каждая из сторон должна была представить собственному обществу, заставив правительства вести переговоры о прекращении войны. Аналогичные встречи были проведены в Циммервальде (1915) и Кинтале (1916). Встреча в Стокгольме обещала быть значительнее по масштабам и, учитывая военные неудачи предыдущего года и серию призывов к миру, вселяла надежду на успех.

Стратегии Керенского и Второго Интернационала были сорваны неожиданным и блестящим маневром правительства Германии: переправкой через Германию, Швецию и Финляндию в бронированно вагоне Ленина, лидера большевистской фракции российской социал-демократической партии и ярого противника войны. Из Швейцарии ему удалось вернуться в Петроград (город, который вскоре был переименован в его честь). В Циммервальде и Кинтале Ленин охарактеризовал конфликт как преддверие революции, которую предсказывал Маркс. Поэтому долг каждого социалиста, который носит это почетное имя, — не в том, чтобы сотрудничать с воюющими правительствами или пытаться путем переговоров привести их к миру, но в том, чтобы направить растущее разочарование гражданского населения и солдат в нужное русло и лишить эти правительства власти политической, а буржуазию — экономической.

Результатом этих встреч было численное поражение Ленина, однако он все больше убеждался, что его коллеги-реформаторы, одержимые парламентскими играми, утрачивали свое значение. Правительство Германии рассчитало, что, обеспечив возвращение лидера большевиков в родную страну, оно тем самым сможет препятствовать работе Временного правительства. Берлин и не подозревал, насколько успешным окажется данный маневр. Приезд Ленина в Россию резко изменил политический ландшафт страны и полностью подорвал молодую республику. Ленин настаивал на предоставлении всей власти Советам, преимущественно революционным органам, тем самым обрекая на неуместность само Временное правительство. Стремительно распространявшийся большевиками лозунг — «земля, хлеб и мир» — сорвали терпеливо проводимую Керенским главным образом в армейских рядах работу.

Союзные правительства запретили делегатам соответствующих социалистических партий ехать в Стокгольм, тем самым аннулировав конференцию. Подвергнувшийся травле Керенский в июле 1917 года решил пойти в наступление, поставив на карту все. Несомненная демонстрация того, что Петроград еще располагает сильной и дисциплинированной армией, могла бы убедить Берлин и Вену в необходимости переговоров об окончании войны и помогла бы ему одолеть Ленина. Керенский ошибался: большинство подразделений на линиях фронта под влиянием большевистской пропаганды отказались выполнять приказ к наступлению. Несколько недель спустя, воспользовавшись хаосом, царившим в русских окопах, немцы отправились в атаку, которая вернула им надежду на победу. Невероятные успехи немецкой армии на Восточном фронте позволили правительству и военным чиновникам проигнорировать вышеупомянутое перемирие, предложенное Рейхстагом: зачем просить мира, когда война почти выиграна? После беспорядков, организованных в Петрограде лояльными большевикам подразделениями, и попытки государственного переворота, предпринятой главнокомандующим русской армии генералом Корниловым, российская республика оказалась разодрана в клочья. У ее сторонников оставалась единственная надежда на то, что выборы в Учредительное собрание 25 ноября дадут режиму новый стимул. Как раз чтобы не допустить этих выборов, большевики шестого и седьмого числа захватили власть сначала на улицах столицы, а затем на национальном съезде Советов. Любопытно отметить, что выборы состоялись, и участие в них приняли 44 миллиона избирателей. На тот момент это было самое масштабное демократическое голосование в мире и при этом самое грандиозное по своей бесполезности мероприятие, поскольку большевики, потерпевшие поражение на выборах, решили проигнорировать результаты: легитимность была дана им не избирателями, а историей, в авангарде которой они, по собственным заверениям, шагали.

Как и в России, 1917 был беспокойным годом для Португалии. Начавшаяся в январе отправка португальского экспедиционного корпуса (CEP) на поля сражений во Франции не помешала обострению политической борьбы между различными республиканскими фракциями. Лидеры «Священного союза» ("União Sagrada" — 13-е правительство Первой Португальской республики, в основе которого лежал союз всех политических партий страны — прим.пер.) также были не в состоянии справиться с растущими экономическими и социальными трудностями, которые привели к нехватке продовольствия и топлива, к беспорядкам и множеству забастовок по всей стране. Так борьба за власть и война, в которую оказалась вовлечена Португалия, отодвинули международные новости, включая события в России, на задний план. О состоянии духа большой части населения можно судить по стремительно растущему числу тех, кто каждый месяц отправлялся в Фатиму, надеясь стать свидетелем предполагаемых явлений Девы Марии. В этом контексте партии политически использовали обе русские революции в своих целях, не всегда до конца понимая смысл и сложность происходящего в России. Успехи марта и ноября совпали в Португалии с периодами многочисленных умозрительных доводов, сопровождавших падение первого правительства «Священного Союза» во главе с Антониу Жозе де Алмейдой (António José de Almeida, лидер Эволюционистской партии) и неминуемое падение второго во главе с Афонсу Коштой (Afonso Costa, лидер Демократической партии). Если монархисты видели в победе Ленина и Троцкого доказательство всех своих предубеждений относительно республиканских режимов — которые понимались ими просто-напросто как самый короткий путь к хаосу — то республиканцы не скрывали разочарования, воспроизводя на страницах своих изданий ходившие тогда по всему миру слухи о характере большевистского правительства и время от времени пытаясь делать выводы из сложившейся ситуации.

29 ноября газета A Capital («Столица») — уделявшая внимание как политической ситуации в Португалии, так и жизни экспедиционного корпуса во Франции — сообщила, что в Петрограде работает «правительство во главе с двумя гражданами — Лениным и Троцким — которым за это платит Германия», что в этом городе «максималисты задерживают всех, кто осмеливается выйти на улицу прилично одетым». Республиканское издание заключало: «В общем Россия пришла к одной из тех традиционных „славянских анархий", которые неизбежно заканчиваются торжеством диктатора, какого-нибудь Ивана Грозного, по духу близкого своим азиатским предкам…» Случившийся несколько дней спустя после публикации этой статьи переворот во главе с Сидониу Паишем (Sidónio Pais) изменил португальский политический ландшафт, еще сильнее снизив интерес к событиям на другом конце Европы. Строительство сидонистами «Новой Республики» началось с очернения «старой» и сопровождалось разгоревшимися с новой силой спорами и партийными страстями. Пока газеты упивались опустошением, которое постигло дом, кабинет и казну Афонсу Кошту, остальному миру пришлось подождать. Наступила пора отмщения.

Развитие ситуации в России воодушевило португальское антивоенное меньшинство, которое с крайне левых позиций стало осуждать войну как империалистическую борьбу, в которой европейский рабочий класс безжалостно приносился в жертву. Португальская социалистическая партия (PSP) оказалась скомпрометирована участием Португалии в конфликте, которое она интерпретировала как защиту европейской демократической традиции от милитаристских нападок Германии и защиту прав малых народов. Правда PSP, которую почти сразу после ее возникновения обогнало республиканское движение, играла уже незначительную роль в политической жизни страны. То же самое, однако, нельзя сказать о Национальном союзе рабочих (UON), федерации португальских профсоюзов, основанной в 1914 году и вдохновленной примером анархистов-синдикалистов. Гораздо более мощный, чем PSP, UON несмотря на цензуру организовал пропаганду против участия Португалии в войне, ссылаясь на экономические трудности, которые переживал народ. Афонсу Кошта, не принимавший объединение профсоюзов, еще до войны стал их закоренелым врагом, но конфликт сделал его позицию уязвимой. Для UON происходящее в России, где советы боролись за власть с Временным правительством, было источником вдохновения и энтузиазма (даже несмотря на то, что российские анархисты играли в этом процессе самую незначительную роль). В этом смысле предпринятая советской властью параллельная дипломатия, особенно запланированная социалистическая конференция в Стокгольме, была воспринята с большим воодушевлением: чем быстрее наступит мир, тем лучше. В то время как PSP осудила эту инициативу, назвав ее германским маневром, цель которого — посеять раздор сначала в международном рабочем движении (читай: в том, что осталось от Второго Интернационала), а затем в союзных странах, издания UON описывали Стокгольм как последнюю возможность вернуть мир в Европу. Именно в анархистской прессе, главным образом в журнале A Sementeira, мы находим наиболее систематическое освещение российских событий.

Начиная с ноябрьской революции и победы большевиков это течение сделалось еще более решительным, особенно после государственного переворота Сидониу Паиша. Наступил период (недолгого) перемирия между правительственными фракциями — менее постоянными в своем интервенционизме, чем свергнутые демократы Афонсу Кошты — и UON. В январе синдикалистская газета A Greve («Забастовка»), воспользовавшись внезапным концом цензуры в прессе, начала открыто заявлять о своей оппозиции войне: «Мы не пытаемся прикинуться ни германофилами, ни франкофилами, ни теми, кто выступает за нейтралитет. Мы, рабочие, — против войны, потому что она выгодна лишь правительственной верхушке и капиталистам». Победа Ленина разожгла революционный аппетит Португалии.

За победой большевиков в ноябре 1917 года последовал Брестский мир, положивший конец участию России во Второй мировой войне. Чтобы заключить мир, Ленин и Троцкий пошли на огромные территориальные уступки центральным империям. Для них это было, разумеется, непросто, но они считали, что своим примером заразят немецкую и австро-венгерскую армии, превратив их в революционную силу, готовую повернуть штыки против собственных правителей. Они ошибались; за договором последовала переброска большей части немецких войск на Западный фронт, где весной решалась судьба конфликта. Удалось бы Германии, находившейся на грани истощения, нанести поражение союзникам до прибытия мощного американского подкрепления? После первого наступления при Сомме в марте было предпринято еще одно во Фландрии. Таким образом, первыми португальцами, которых непосредственно затронула ноябрьская революция, были солдаты и офицеры экспедиционного корпуса, а именно — второй дивизии, разгромленной в сражении у реки Лис. Оставшимся в живых потом давали второстепенные задачи, такие как подготовка траншей и других оборонительных позиций — менее рискованные, но, безусловно, не добавляющие престижа стране.

Не способная решить стоявшие перед Португалией экономические проблемы, Новая Республика Сидониу Паиша характеризовалась еще и сильной политической нестабильностью. Правительства беспрерывно сменяли друг друга, а Сидониу Паиш все чаще опирался на лиц, о которых общество почти ничего не знало. Отстраненные от власти и потому неизменно представляющие опасность демократы начали подготовку к перевороту. Сидониу называли предателем на службе у Берлина; его смещение было, по их словам, необходимо для спасения национальной чести. Они попытали счастье в октябре 1918 года, но потерпели неудачу, в результате чего тюрьмы наполнились гражданскими и военными лицами-участниками переворота, некоторые из них были офицерами, вернувшимися из Франции. В следующем месяце с подачи UON началась революционная всеобщая забастовка. Перемирие между Сидониу Паишем и федерацией профсоюзов оказалось очень недолгим, и 1918 год был отмечен рядом крупных забастовок. В своей мартовской резолюции Центральный совет федерации профсоюзов утверждал, что рабочему классу уже нечего ждать от правительства. Позднее федерация профсоюзов отказалась от сотрудничества в выборах в Сенат, орган внешне корпоративного характера и одно из новшеств Новой Республики. В свою очередь сидонисты не смогли устоять перед соблазном и принялись разоблачать якобы существующие в Португалии «советы», дабы укрепить в общественном мнении собственные непрочные позиции и тем самым оправдать политику насилия. Анархист Пинту Квартинь (Pinto Quartin) в интервью O Século («Век») высмеял «бредовую идею о том, будто „русская угроза" приводит в ужас тех, кто боится стать жертвой ранее затаенного и наконец вырвавшегося на свободу гнева народных масс».

В сентябре 1918 года власти запретили целый ряд митингов, участники которых намеревались предъявить обширный перечень социальных, экономических и политических требований, и у лидеров UON оставалось последнее оружие — запланированная на октябрь и отложенная из-за переворота демократической партии революционная всеобщая забастовка. Бастующие вышли на улицы, когда война уже завершилась, 18 ноября. Их целью было свержение правительства, но оно смогло дать отпор. После двухдневного столкновения ситуация была решена в пользу Сидониу Паиша. Республиканская пресса приветствовала решимость правительства и подчеркнула слабую волю бастующих, выступление которых описывалось как «преступная авантюра». Согласно O Século, «это была масса честных тружеников, которым претила сама идея солидарности с лидерами этого движения». A Capital приветствовала лиссабонцев, которые не дали себя запугать слухами о «тотальном переустройстве режима и […] справедливом распределении богатства, со всеми этими Советами и прочим. Россия в миниатюре!» И если первая газета обвиняла UON в уклонении от «прямого пути, по которому он должен был следовать», то вторая пыталась встроить недавние успехи в европейский контекст. При Керенском Россия воевала на стороне свободы, с союзниками. При Ленине она была «на стороне деспотизма», играя под немецкую дудку. Теперь же страна жила «при терроре, который является самым репрессивным из тираний». Союзники (включая Португалию) не принимали большевизм, но это не означало, что они отвергли бы начавшуюся со времен войны новую эру социального прогресса — при условии, что им руководит уважение к закону. Португальский рабочий класс в свою очередь отвергал «подрывные маневры в большевистском духе».

После войны и убийства Сидониу Паиша в декабре 1918 года португальское рабочее движение продолжало свое развитие. Республика на стадии перехода от войны к миру и от сидонизма к «Новой Старой Республике», но уже без содействия Афонсу Коште вынуждена была бороться с монархией на севере и показала свою несостоятельность в быстром решений экономических трудностей, унаследованных после войны. Между тем в России, которая в условиях всеобъемлющей гражданской войны оказалась под угрозой иностранной военной интервенции, Ленин в марте 1919 года создал Третий Интернационал, посредством которого надеялся экспортировать свою революционную модель. Через год на втором конгрессе Интернационала было объявлено 21 условие для вступления политических движений в Интернационал и превращения их в коммунистические партии. Было принято решение создать Красный интернационал профсоюзов (Профинтерн), чтобы координировать деятельность профсоюзов, примкнувших к коммунистическому движению. Внутренний кризис и ситуация в России вышли на первый план, когда в Лиссабоне первого мая 1919 года 30 тысяч рабочих собрались в Камполиде на созыв Федерации рабочих профсоюзов столицы. В представленной правительству резолюции они требовали введения восьмичасового рабочего дня, «постепенной и расширяющейся социализации земли и промышленности» и возвращения в столицу «всех товарищей, сосланных в Африку по причинам социального характера» (многие из них оказались в колониях после ноябрьской забастовки 1918 года). В резолюции также говорилось о сочувствии манифестантов «в высшей степени социалистическим принципам, которым следует революция на Востоке» и прозвучало обещание отстаивать ее «всеми силами перед лицом вооруженной интервенции и блокады, в которую капиталистические государства намерены столкнуть социальную революцию». Таким был девиз на ближайшие годы.

В сентябре 1919 года UON уступил место Всеобщей конфедерации трудящихся (CGT), которая значительно превосходила его в организации и имела собственный печатный орган, многотиражную газету A Batalha («Битва»). У CGT был налажен контакт с Профинтерном, однако с Москвой ее разделяли непреодолимые идеологические разногласия. Португальская конфедерация трудящихся была ближе, скорее, к Международной ассоциации трудящихся, более известной как Анархистский интернационал. Между тем некоторые члены профсоюза полагали, что русский опыт был усвоен недостаточно хорошо, и именно в недрах этого разочарования зародилась Португальская коммунистическая партия (PCP). В сентябре 1919 года наряду с CGT возникла португальская Федерация максималистов, в основном состоявшая из революционных синдикалистов, готовых следовать революционным идеалам Ленина и вступивших на мятежный путь борьбы за власть. Их газета A Bandeira Vermelha («Красное знамя») уделяла особое внимание российской политике, публиковала сочинения ее ведущих деятелей и яростно нападала на республиканское правительство Португалии. Наиболее известный лидер партии, Мануэл Рибейру (Manuel Ribeiro), был арестован во время забастовки железнодорожников в 1920 году. Организация не пережила удара — правда, были заложены основы для того, чтобы несколько месяцев спустя федерация могла преобразоваться в Португальскую коммунистическую партию.

Размышляя об истоках PCP, Сезар Оливейра (César Oliveira) писал, что партия является «уникальным случаем в истории международного рабочего движения». Она возникла не из «мощного массового движения» или раскола уже существовавшей Социалистической партии, но из «русской революции и сознания недостатков CGT, которые были видимы ограниченному числу профсоюзных активистов и членов молодежных профсоюзов».

Несмотря на прямое сотрудничество с Третьим Интернационалом, развитие партии и формирование единой идеологии шли очень медленно. И нетрудно понять, почему. Учитывая высокий уровень неграмотности в Португалии, составлявший около 70%, ограничение избирательного права для образованных людей, историческую слабость Португальской социалистической партии и неважные отношения между профсоюзным движением и республиканским режимом, большинство рабочих — которые в Португалии составляли довольно небольшой класс — не проявляли ни малейшего интереса к партийной политике, от которой уже ничего не ждали. Политическая мобилизация работников сельского хозяйства в Алентежу кончилась, не успев начаться. Для ее проведения не хватало средств. Да и людям, переходившим из анархизма к коммунизму, было нелегко адаптироваться к идеологической строгости и международным институтам (и дисциплине) этого движения. В 1922 году PCP примкнула к Коминтерну, отправив на четвертый съезд свою делегацию. В политической жизни страны PCP играла еще довольно второстепенную роль, когда 28 мая (прямо накануне ее второго конгресса в Лиссабоне) произошел военный переворот, который вызвал первую крупную волну репрессий против партии. Казалось, что на каждый шаг вперед приходилось два шага назад.

Филипе Рибейру де Менезеш — историк, профессор Ирландского национального университета (Мейнут) и автор книг («Франко и гражданская война в Испании», «Салазар: политическая биография» и др.)

http://inosmi.ru/social/20170223/238775830.html
Оригинал публикации: A Rússia e nós
Опубликовано 18/02/2017 10:20

Nowa Konfederacja, Польша

Забытая катастрофа

04.03.2017
Войчех Станиславский (Wojciech Stanisławski)

Судьба Февральской революции показывает, что хотя воля к власти не может заменить собой других политических добродетелей, она оказывается для руководителей страны абсолютно необходимым качеством.

Февральский взрыв, который окончил правление Николая II, называют, конечно, прологом, предвестием или, как бы мы сказали сегодня, «приквелом», однако, он ассоциируется с абсолютным провалом. Большевики писали о нем мало и пренебрежительно, не признавая даже заслуги своих противников в том, что те свергли царя. Переосмысливая, по распространенному обыкновению, прошлое постфактум, они изображали февральские события незначительным эпизодом, этапом на пути победного шествия пролетариата к власти.

Дыра в памяти

В других рассказах период восьми месяцев между февралем и октябрем тоже не предстает самостоятельным явлением. Существует бессчетное количество трудов, в которых изображается постепенное крушение Петербурга (недавно к этой теме обратился блистательный Доминик Ливен (Dominic Lieven) в книге «Навстречу огню: Империя, война и конец царской России», которая, к сожалению, пока не переведена на польский язык), а тем более события Октября, однако, работы, посвященные именно 1917 году или реконструкции событий Февральской революции, можно пересчитать на пальцах одной руки. По сути, этой темой занималась только часть белой эмиграции от левачествующих либералов Милюкова до «правых кадетов» (конституционалистов) Струве, то оправдываясь, что они не смогли удержать власть и спасти Россию от катастрофы, то обмениваясь взаимными обвинениями по поводу второстепенных в свете позднейших событий упущений и недочетов.

Одна из немногих работ, которая полностью посвящена событиям февральского подъема, принадлежит, что за совпадение, авторству Георгия Каткова (его «Февральская революция» вышла полвека назад) — правнуку приобретшего в Польше дурную славу Михаила Каткова, который был одним из самых яростных русификторов Царства Польского после Январского восстания.

Примечательно, что для «февральской России» практически не нашлось места не только в монографиях, но и в воображении. Десятки произведений жанра «political fiction» рисуют существующую по сей день Россию Романовых. Это преображенная и либеральная или, наоборот, еще более дерзко, чем раньше, размахивающая наганом страна, которая в любом случае остается царской. Самой яркой книгой из этого набора можно, пожалуй, назвать роскошный «Лед» Яцека Дукая (Jacek Dukaj).

Произведений, в которых Россией правят слегка припудренные и видоизменившиеся наследники и последователи большевиков, тже можно найти сколько угодно, и, скажем так, это не стопроцентный художественный вымысел. Между тем о романах, которые бы рассказывали о либеральной и конституционной России, «поддерживающей отношения» и меланхолично освобождающейся от колониального наследия, ничего не слышно.

Крах государства

Пытаясь понять, почему российское государство рухнуло в феврале 1917 года, очень сложно сделать выбор между детерминистским и «акцидентальным» подходом: был ли крах царизма (и шире — авторитета власти) чем-то абсолютно неотвратимым, или его можно было избежать? Этот спор разворачивается на двух уровнях. Его ведут сторонники синтетического подхода к истории, обсуждая, была ли разъедаемая проблемами и противоречиями Россия Романовых обречена пасть в результате разного рода «осложнений», которыми сопровождалась ее модернизация. Профессор Борис Миронов продолжает утверждать, что отнюдь нет. Если бы России удалось продержаться еще десять лет, то она, по его мнению, могла бы спастись. Таким образом, он повторяет тезисы либералов в изгнании, которые еще в 1930-х годах в первую очередь обсуждали «упущенные возможности». Еще каких-то десять лет, подчеркивал Николай Астров, и Россия стала бы практически непобедимой страной, державой, в которой царит внутреннее равновесие, ведь она уже вступила на путь законности, свободного предпринимательства и использования своего потенциала.

Керенский, Маклаков, Карпович думали так же. В сходном тоне весной 1917 года высказывался предприниматель и локальный активист партии кадетов в Симбирске, куда судьба забросила юного Игоря Неверли (Igor Newerly). Мы знаем это по одному из лучших свидетельств об эпохе революции, написанных на польском языке: его книге воспоминаний «Остатки после празднества богов». Конечно, в рассуждениях «что было бы, если бы» серьезные доводы встретить нелегко, однако, невозможно удержаться от размышлений о России, которая превратилась в либеральную монархию или республику в американском стиле (неслучайно на плакатах, которые печатали власти весной 1917 года «демократ Иван» пожимал руку не Марианне, а Дяде Сэму — представителю единственного равного России по потенциалу и территории государства). Как выглядели бы военные перевороты, реакционизмы и фашизмы в такой России? Кто жег бы спальные районы на окраинах Москвы в 2017 году? Скорее, узбеки, чем поляки, но, кто знает?

Провоцирование кризиса

Тот же самый спор о неизбежности Февральской революции разворачивается, скажем так, этажом ниже, не на уровне обсуждения масштабных общественных и экономических перемен, через которые проходила Россия «Серебряного века», а на уровне дотошной фактографии. И точно так же возникает искушение, по примеру Паскаля с его шутливым высказыванием о носе Клеопатры, найти в событиях той недели (с 22 февраля до 1 марта) момент, который мог изменить ход событий. Взять хотя бы снегопад… Если бы в середине февраля не выпал такой обильный снег, какого не бывало с начала войны, транспорт с зерном доехал бы с элеваторов в Петроград, а под пекарнями не собрались бы толпы. Если бы полиции удалось вовремя развести мосты, ведущие в Выборгский район, и остановить демонстрантов… Если бы министр внутренних дел Протопопов не доложил 22 февраля Николаю II перед его отъездом из города, что ситуация полностью находится под контролем… Если бы генерал Хабалов успел вывести Кексгольмский полк… Да что там, если бы Россия раньше перешла на григорианский календарь, а 23 февраля не было одновременно 8 марта, когда на улицы вышли тысячи демонстрантов, отмечавших Международный женский день…

Если бы, если бы. Представляя себе возможные повороты ситуации можно заработать головную боль или придумать настольную игру «Останови революцию». Однако если вчитаться в источники внимательнее, становится ясно, что все должно было произойти если не 22 февраля, то 8 марта. Конечно, в перспективе была весна и, по всей видимости, планировавшееся победное наступление на фронте, которое могло поправить настроения. Однако о наступлении знали оппозиционеры разных мастей и по этой причине так активно провоцировали кризис. И, во-вторых, насколько могло хватить патриотичного подъема в голодную весеннюю пору?

На фоне таких размышлений начинает звучать голос российской Немезиды. Почему? Потому что даже если убрать за скобки все политические, военные и общественные проблемы России, с которыми она начала в 1914 году войну, и которые усугубляли ее коллапс, окажется, что даже те силы и явления, благодаря которым разворачивалась вожделенная для либералов модернизация и вестернизация страны, вели в переплетении событий 1917 года к революции.

Гражданская активность

За скобки пришлось бы также поместить существовавшие со времен декабристов мечты о перевороте и свержении монарха, которые на четвертый год войны и при четвертой Думе лелеяли в Петрограде все: интеллигенты, рабочие, меньшевики, большевики, эсеры, ветераны революции 1905 года и правящей парламентской коалиции — Прогрессивного блока. Не будем даже говорить об отсталой, неэффективной армии, в которой царил деспотизм; о сотнях тысяч рекрутов из глубинки, которые не умели держать в руках винтовку; о миллионах неграмотных, на которых большевистский лозунг «земля и мир» действовал сильнее любых аргументов, или о компрометации царского двора из-за скандала с Распутиным.

Задумаемся на мгновение, как выглядели основные достижения России второго десятилетия XX века. Важным моментом представляется появление зрелого «политического класса», то есть парламентской элиты, которая располагала знаниями о возможностях и потребностях государства. Существенным — всеобщее понимание того, что автократия в российской версии стала анахронизмом, который нужно преодолеть. Однако самым главным, на мой взгляд, модернизационным скачком, который произошел в первые годы войны, стал беспрецедентный рост гражданской активности. Это можно было бы, сильно опережая время, назвать «третьим сектором» времен царизма, между тем его значение было несоизмеримо большим, чем значение современных НКО: в 1915 году за Земгором, то есть Главным комитетом Земского и Городского союзов по снабжению армии, фактически стояло государство. Союз выборных органов местного самоуправления взял на себя заботу о раненых, инвалидах и беженцах, а также занялся организацией и координацией поставок техники, продовольствия и оружия для армии. Земгор подчинил себе большинство предприятий страны, у него были представители в Генеральном штабе и при командующих всех крупных армейских подразделений. Переориентация экономики на военную ситуацию, которой в либеральных демократических странах занималось государство, стала в России (от безысходности) сферой компетенции органов самоуправления.

Отчаянные шаги

И что же? Земгор превратился в одного из самых влиятельных союзников думских парламентариев, полностью поддерживая самое важное и зрелое требование реформаторов о создании подотчетного Думе правительства. В опоре на Земгор в марте 1917 года в провинции появятся республиканские структуры, а его сопредседатель Георгий Львов возглавит первое Временное правительство.

Насколько прогнило самодержавие, показывает, в свою очередь, участие членов правящей династии в оппозиционной деятельности. Речь не о происках неких «анфан террибль», местной разновидности Филиппа Эгалите (Philippe Egalité), в которых не было недостатка во всех дворах XIX века — и у Габсбургов, и у Виттельсбахов, а о «фронде великих князей», как называли ее по аналогии с Францией XVII века. На рубеже 1916 и 1917 годов пятеро из них во главе с Николаем Николаевичем обращались к трону с секретными обращениями о необходимости создать правительство, которое будет подчиняться Думе. Эту идею поддерживала даже Мария Федоровна. Отвергнутые и охваченные бессилием они решились на отчаянные и, по большому счету, бессмысленные шаги. К таковым можно отнести убийство Распутина. А когда Николай II отрекся от трона, никто из участников фронды не оказался готовым к тому, чтобы принять титул и ответственность.

В конце февраля события развивались стремительно и практически бескровно: на всю стомиллионную страну в боях, демонстрациях и беспорядках погибло всего 300 человек. Особенное впечатление на фоне гражданской войны, которая разгорится в ноябре 1917 года и породит множество «временных правительств» от Крыма до Владивостока, производит отсутствие сопротивления в глубинке. Крах царизма казался окончательным (монархисты перейдут в беспомощное политическое и военное контрнаступление только весной 1918 года!). В февральские дни больше людей погибло не от военной или полицейской пули, а наложив на себя руки. Литература изобилует воспоминаниями о самоубийствах людей, будто бы сошедших с чеховских страниц: учителей, мелких чиновников, отставных унтер-офицеров, которые лишились привычного мира. «В день, когда пришло известие об отречении Государя, он ушел к себе и застрелился», — вспоминает граф Алексей Татищев о своем товарище юности Александре Быке — судейском чиновнике в Симферополе. Он оставил записку, «в которой говорил, что теперь, когда Государя нет, все кончено, не для чего жить и он уходит… "Дядя Бык казался всем нам человеком очень славным, глубоко порядочным, но недалеким и уж во всяком случае не "героем". А оказалось…»

Воля к власти

Немезида заявит о себе во второй раз в апреле 1917 года, когда окажется, что совершенно никто не заинтересован ни в строительстве, ни в отстаивании «весны русской революции». Непродуманные, но неизбежные в революционной ситуации реформы окончательно парализовали экономику. Крестьяне массово покидали ряды армии, множились случаи самосуда. Премьер Керенский, которого произвели в очередные спасители отчизны, изображал из себя Наполеона на думской трибуне, перед фронтом, на портрете Исаака Бродского — лучшем из сохранившихся. «Невский был затоплен серой толпой, солдатней в шинелях внакидку, неработающими рабочими, гулящей прислугой и всякими ярыгами, торговавшими с лотков и папиросами, и красными бантами, и похабными карточками, и сластями, и всем, чего просишь. А на тротуарах был сор, шелуха подсолнухов, а на мостовой лежал навозный лед, были горбы и ухабы», — вспоминал Иван Бунин.

А с другой стороны была железная решимость, с какой Владимир Ульянов сошел с поезда на Финском вокзале. «Никакой поддержки Временному правительству», «Вся власть Советам!» — отрежет он. На компромисс с Керенским ради спасения страны весной 1917 года были готовы идти все: генералы, Церковь, меньшевики. Ленин оставался непоколебимым. Я не хочу проводить здесь напрашивающуюся параллель, советуя нашему премьеру послать Кексгольмский полк на Комитет защиты демократии (оппозиционное движение, выступающее с резкой критикой польского правительства, — прим. перев.), который только об этом и мечтает.

Следует, однако, вынести из февральского краха столетней давности один урок: круги политически «непримиримых», которые изначально выступают против любых компромиссов и, казалось бы, «не признают фактов», в конечном итоге не обязательно оказываются проигравшими. А помимо прочих добродетелей государственным руководителям совершенно необходимо обладать волей к власти.

http://inosmi.ru/history/20170304/238825081.html
Оригинал публикации: Zapomniana zapaśc
Опубликовано 28/02/2017