Высокий российский император, носивший бакенбарды, во многом отличался от высокого, и тоже носившего бакенбарды адвоката из Иллинойса. Он появился на свет не в пограничной глуши среди поселенцев, а под звуки пушечного салюта и праздничный звон кремлевских колоколов. Эти люди никогда не встречались, но обменивались письмами, которые подписывали так: «Ваш добрый друг Александр» и «Ваш добрый друг А. Линкольн».

Но когда Александр  подписал свой указ о раскрепощении крестьян накануне инаугурации Линкольна ровно 150 лет тому назад, такое совпадение дат говорило о наличии более глубокой связи между ними. На самом деле, царский указ об освобождении крепостных в России мог придать сил тем, кто вскоре освободил рабов в Америке.

Лидеры северян, с другой стороны, со стыдом указывали на то, что величайшая в мире демократия и самое постыдное в мире самодержавие стоят особняком в ряду крупных западных держав, сохраняя у себя рабство. В 1850 году такой известный политик как Уильям Сьюард (William Seward) осудил Россию, назвав ее «самым деспотичным и самым варварским государством в Европе». Он задал риторический вопрос: «Будем ли мы … отделять наши институты от царского владычества?» Пять лет спустя и сам Линкольн написал своему старому другу Джошуа Спиду (Joshua Speed):

Как мне кажется, наше вырождение довольно быстро прогрессирует. Как нация мы начали с заявления о том, что «все люди рождаются равными». Сейчас мы практически читаем это так: «Все люди рождаются равными, кроме негров». Когда ничегонезнайки получат власть, это будет звучать уже иначе: «Все люди рождаются равными, кроме негров, иностранцев и католиков». Когда дело дойдет до этого, я предпочту эмигрировать в какую-нибудь страну, где люди не притворяются, будто любят свободу – в Россию, например. Там деспотизм можно принимать в чистом виде, без налета лицемерия.

Никто особо не удивился, когда Александр II в 1856 году, то есть, уже в первый год своего царствования, объявил своим аристократам: «Я решил сделать это, господа. Если мы не дадим крестьянам свободу сверху, они возьмут ее снизу». После пяти лет бюрократических препирательств между разными комитетами и комиссиями он наконец решил отменить крепостное право по старинке – царским указом.

Для этого эпохального акта Александр  выбрал воскресенье, 3 марта 1861 года. (По старому юлианскому календарю, действовавшему тогда в России, это было 19 февраля.) В то утро он помолился один в часовне Зимнего дворца, а затем отправился вместе с семьей на грандиозную литургию в кафедральный собор. После завтрака царь прошел к себе в кабинет, отделявшийся занавесом от его спальни, и сел за письменный стол, заваленный бумагами. На самом верху этой кипы бумаг лежал исторический манифест, даровавший крепостным свободу в двухлетний срок. Александр  перекрестился, обмакнул перо в чернильницу и поставил свою подпись.

Он ждал еще две недели, прежде чем объявить о своем указе народу и всему миру. Некоторые советники Александра предрекали, что крепостные, осмелев от услышанной новости, устроят революцию. Другие опасались, что владевшие крепостными аристократы попытаются свергнуть царя. Гражданские войны в России начинались и из-за меньшего. Но царь мудро решил дать землю освобожденным семьям и выплатить компенсацию аристократам (многие из них тут же снялись с места и переехали вместе со свалившимся на них богатством в Париж или Биарриц – поближе к хорошей жизни). В итоге все закончилось тихо и мирно.

На протяжении нескольких месяцев, последовавших за указом Александра, американцы пристально следили за тем, какая будет реакция в России. Со временем начали приходить новости об отдельных беспорядках среди крестьян, которые были недовольны двухлетней задержкой с освобождением. В ноябре 1861 года New-York Tribune Горация Грили предположила, что «это доказывает, насколько болезненным может быть частичное освобождение». В целом, сделала свой вывод газета, царский указ показал, что Америку удовлетворит лишь мгновенное и полное освобождение. «Решая наши проблемы, мы должны учитывать и воодушевление, и предостережение российского примера».

А что до царя, то он тоже пристально всматривался в заокеанские дали. В июле его министр иностранных дел направил коммюнике российскому посланнику в Вашингтоне, выразив самую мощную из числа всех европейских держав поддержку борьбе Союза:

На протяжении 80 с лишним  лет своего существования американский Союз обязан своей независимостью, своим мощным ростом и своим прогрессом согласию между его членами, которое было освящено под руководством его прославленного основателя институтами, сумевшими соединить Союз со свободой … Во всех случаях американский Союз может рассчитывать на самое сердечное расположение со стороны царя в процессе серьезного кризиса, через который Союз в настоящее время  проходит.

К этому документу Александр собственноручно добавил следующую запись: «Быть посему».