ГЛАВА V

Сочинитель допускается в присутствие его царского величества. Водосвятие. Потешные огни в Москве

С 1649-го цари московские завели обычай посещать знатнейших из своих друзей, как иностранцев по происхождению, так и русских господ, живущих в Москве и в Немецкой слободе, незадолго до праздника крещения, причем посещаемые обязаны угощать гостей, что называется, славить. Царей в это время сопровождают князья и прочие вельможи, их любимцы. Это в текущем 1702 году началось 3 января по старому счислению. Первый выезд свой сделал царь к г-ну Брантсу, к которому приехало, таким образом, в 9 часов утра до трехсот человек, в санях и верхами. Столы были там накрыты вперед в самом лучшем порядке, и сначала разносили множество лакомств, затем холодные, а потом, на перемену, и горячие яства. Веселились там как нельзя лучше и напитков не пощадили. Его величество удалился в 2 часа, отправившись оттуда со всем своим обществом в дом г-на Лупа, где его также угощали, а потом и к некоторым другим господам. Затем  пустились отдыхать по домам, нарочно для того приготовленным. На другой день государь посетил также г-на резидента Гульста, побывав в некоторых других местах. Этот господин почтил и меня приглашением к себе, поговорив прежде обо мне с его величеством, по хорошему отзыву высокопочтенного г-на Николая Витсена (16), бургомистра и советника города Амстердама. Меня поместили в особом покое, в котором мог бы я предстать пред государем. Случай привел князя Трубецкого 17 в этот покой, и он, хотя не знал меня, но, видя во мне иностранца, спросил меня по-итальянски, понимаю ли я итальянский язык. Я отвечал ему, что понимаю, чем он, казалось, был очень доволен и порядочно долго разговаривал со мною об этой стране, равно как и о многих других, в которых он бывал, так же как и я. Затем он отошел от меня и доложил обо всем разговоре нашем его величеству, который тотчас пожаловал со всем своим обществом в то место, где находился я. Так как я не ожидал его так скоро, то и был несколько смущен, но, вскоре оправясь, я приветствовал его с глубочайшим почтением. Государь, казалось, удивился и спросил меня по-голландски: «Почему признаете вы, кто я? И почему вы меня знаете?» Я отвечал, что видел изображение его величества в Лондоне у кавалера Годфреда Кнеллера и что оно очень сильно врезалось в мою память. Так как он, казалось, остался доволен таким ответом, то я присовокупил, что, кроме того, я уже имел счастье видеть его величество выезжавшим из дворца, когда он отправлялся к г-ну Брантсу, чем он, по-видимому, еще довольнее был и спросил меня, из какого я города, кто мои родители, живы ли они еще, есть ли у меня братья и сестры. По ответе моем на все это его величество предложил мне несколько вопросов о первом моем путешествии, спросил, в котором году я предпринимал оное, сколько времени употребил на него, каким образом совершал я это путешествие и как возвратился из оного. Затем он расспрашивал меня в особенности об Египте, о реке Ниле, также о городе Каире, его величине, как он построен, в каком состоянии находятся части, отделенные от древнего Каира, об Александрии и о многих других местах, присовокупив при этом, что ему небезызвестно о том, что есть другая местность, называемая Александретта. Я отвечал, что эта последняя местность служила пристанью для Алеппо, сообщив ему, в каком расстоянии находится она от него. Все эти расспросы государь сделал на голландском языке и желал, чтобы я продолжал говорить  на этом языке, сказав, что он меня очень хорошо понимает. И это оказалась действительная правда, потому что он передал сопровождавшим его русским вельможам все, что я говорил ему, с такой точностью, которая удивила резидента и прочих господ голландцев. Затем он приказал мне поговорить с упомянутым выше князем Трубецким по-итальянски, понимавшим этот язык довольно хорошо, а сам потом отошел от меня со своими. Пробывши у г-на резидента добрых три часа с особенным удовольствием, царь уехал со своими особами, чтобы сделать еще несколько других посещений в слободе, ибо это был последний вечер для того; праздник водосвятия должен был справляться на завтрашний день, т. е. в воскресенье, и на следующий затем день, понедельник, 6 января по старому летосчислению. В этот самый день прибыл сын фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева 18 и донес его царскому величеству, который был в церкви, приятную новость о разбитии русскими шведов в Ливонии, в пяти или шести часах от города Дерпта. Он доложил царю, что шведов легло в этом сражении 4000 человек и что взято несколько сот пленных, в числе коих находилось много и офицеров. Этот сын Шереметева сам был в этом сражении и, посланный своим отцом для точнейшего донесения о всех подробностях битвы его величеству, изложил это донесение таким живым образом, что произвел всеобщую радость. Праздник, о котором я выше упомянул, совершается перед появлением Иисуса Христа, и я был самовидцем этого торжества. В столичном городе Москве, на реке Яузе, подле самой стены Кремля, во льду сделана была четырехугольная прорубь, каждая сторона которой была тринадцать футов, а всего, следовательно, в окружности прорубь эта имела пятьдесят два фута. Прорубь эта по окраинам своим обведена была черезвычайно красивой деревянной постройкой, имевшей в каждом углу такую же колонну, которую поддерживал род карниза, над которым видны были четыре филенки (дощечки), расписанные дугами; в каждом углу этой постройки имелось изображение одного из четырех евангелистов, а наверху — два полусвода, посреди которых был водружен большой крест. Сказанные филенки, расписанные изнутри, изображали апостолов и других святых. Самую красивую часть этой постройки, на востоке реки, составляло изображение крещения господа нашего во Иордани Иоанном Крестителем, с предстоящими по правую руку четырьмя ангелами, без всяких других изображений. Каждая же  из наружных филенок имела на себе изображения ангельских головок с крыльями — три внизу и две сверху. На западной стороне воды в проруби сделаны были четыре ступеньки, на конце одной из коих прикреплена ступенька довольно значительного весу, для того чтобы можно было сойти вниз к воде. Патриарх, или духовное лицо 19, совершавший этот обряд, сошел по этим ступенькам к самой воде, которая в этом месте была глубиною в восемь футов. На полу разостланы были большие красные покровы, обнесенные четвероугольной огородкой, имевшей в ширину от одного угла к другому по сорок пять шагов, а во всех кругом — сто восемьдесят шагов. Кроме этой были еще две другие огородки, устроенные вроде перил, на расстоянии четырех шагов одна от другой, вышиною в четыре фута и также покрытые красными покровами. На краях самой воды, или проруби, с западной стороны воздвигнуты были три деревянных алтаря, изящно убранных, покрытых тоже изящными красными покровами. Четыре двери открывали вход в это здание, по одной с каждой стороны, и главная дверь была к югу от Кремля. Они были также расписаны, но не так искусно, и представляли изображения священных предметов. Обозревши все это хорошенько, я взошел на пригорок, находившийся около Кремля, между двумя воротами, именно поблизости ворот, называющихся Тайницкими или Тайными, через которые должен был проходить крестный ход. Он начал приближаться в 11 часов, вышед из церкви Соборной, т. е. из места собрания святых, главнейшей из московских церквей в Кремле. Весь этот ход состоял единственно из духовенства, за исключением только нескольких человек из мирян в светских платьях, которые шли впереди и несли хоругви, укрепленные на длинных древках. Духовенство все одето было в свое церковное облачение, которое было великолепно. Священники низшего чина и монахи, в числе двухсот человек, шли впереди, предшествуемые множеством певчих и мальчиков, принадлежавших к хору, одетых в светское платье, и каждый держал в руках книгу. По правую и левую руку вооруженные солдаты и скороходы, имевшие только трости, которыми они расчищали место, открывая путь шествию и сохраняя хороший порядок. После сказанных священников шли те, которые облечены были в епископские одежды, человек до трехсот. Первые двенадцать человек из них были митрополиты или кардиналы, облаченные в одежду, называемую обыкновенно саккос. Затем шли четыре архиепископа, три епископа и множество  архимандритов или монастырских настоятелей. Когда сих последних прошло около двухсот, то появилось все то, что разные священники несли в ходе, а именно: большое древко с фонарем, представляющим свет слова божия, в честь образов или для придания им блеска; далее два позолоченных херувима, называемые по-русски репидами, тоже на двух древках. Затем два креста, поясной образ Иисуса Христа, почти в натуральную величину; за ним чрезвычайно большая книга (Евангелие?), наконец, двадцать золотых и серебряных шапок, богато усыпанных драгоценными камнями и несомых каждая особым человеком. По окончании хода главнейшие участники в оном из духовенства надели сказанные шапки. Шапка митрополита была вся золотая, украшенная жемчугом и драгоценными каменьями. Шапки эти называют митрами, и они составляют головное покрытие высокого духовенства. Митрополит, занимавший место патриарха, шел тотчас за большой книгой (Евангелием?), держа в руках большой золотой крест, усыпанный драгоценными камнями, и касаясь от времени до времени челом до этого креста, причем священники постоянно поддерживали его под руки с обеих сторон. Прибыв в таком порядке на берег реки и закончив обряд, продолжавшийся добрые полчаса, митрополит приблизился к воде и погрузил троекратно в оную крест, произнося, подобно тому, как делает это обыкновенно патриарх, следующие слова: «Спаси, господи, люди твоя и благослови достояние твое!» Затем все возвратились в Кремль, но двести священников, которые шли впереди крестного хода, не возвратились в том же порядке, а рассыпались почти все в разные стороны. Те же, которые облечены были в торжественные священнослужительские ризы, продолжали обратное свое шествие в добром порядке. Между прочим, я заметил, что два человека, довольно плохо одетые, несли чан или котел, который я не мог хорошенько разглядеть, покрытый холстом. За этой посудиной точно таким же образом несли другую такую же, с оловянной чашей, наполненной водою, которую, как освященную (святую воду), несли во дворец для того, чтобы окропить ею покои и образа. Только что крестный ход вошел в Кремль, тотчас же отнесены были туда и все те предметы, которые употреблялись при водосвятии, и я видел при этом, как один русский, окунув большую метлу в воду, начал ею кропить окружавших его зрителей, которые, по-видимому, не очень-то были довольны таким кроплением. Мне казалось даже, что такое действие его было вроде забавы. Описанный обряд, продолжавшийся до 2 часов пополудни, привлек чрезвычайно огромную толпу народа, которую стоит посмотреть, и она представляла довольно приятное зрелище на реке. Так как Кремль стоит на некоторой возвышенности, то от него видны были тысячи народа, мужчин и женщин, толпившихся до самых стен и в стенах его. Когда мы, возвращаясь назад, пришли к Кремлевским воротам, то встретили там такую давку, что насилу выбрались из оной. Таким образом, любопытство наше обошлось нам довольно дорого, не говоря уже о том, что было опасно оставаться на холодном снегу такое продолжительное время.

Праздник этот в старину отправляли с гораздо большею торжественностию, потому что их царские величества и все знатные вельможи государства присутствовали на нем. Но ныне царствующий государь сделал в этом, равно как и во всех других делах, большие перемены. Подробнее об этом скажем еще ниже.

9-го числа начало таять, даже пошел дождь, и вообще сделалась такая оттепель, какой не бывало уже многие годы.

11 января праздновали великую радость по случаю победы, одержанной над шведами оружием его величества, о которой упомянуто было выше. Были потешные огни близ Кремля, посреди базара или рынка, который довольно низмен и довольно широк; в середине находились потешные огни, простираясь от одного конца площади до другого. Подле Кремля сделаны были из досок большие хоромы, со стеклянными окнами, в которых его величество угощал знатнейших придворных сановников своих, иностранных посланников, находившихся в это время в Москве, и между другими датского посла и резидента голландского, разных офицеров и некоторых наших иноземных купцов. Чтобы придать тени этим хоромам и украсить их, впереди порасставили в три ряда молодые деревья. Обед начался в 2 часа пополудни, а около 6 часов вечера зажгли потешные огни, продолжавшиеся до 9 часов. Изображение поставлено было на трех огромных деревянных станках, весьма высоких, и на них установлено множество фигур, прибитых гвоздями к доскам и расписанных темною краскою. Рисунок этого потешного огненного увеселения был вновь изобретенный, совсем не похожий на все те, которые я до сих пор видел. Посередине, с правой стороны, было изображено Время, вдвое более натурального росту человека; в правой руке оно держало песочные часы, а в левой — пальмовую ветвь, которую также держала и Фортуна, изображенная с другой стороны, с следующей надписью на русском языке: «Напред поблагодарим Бог!». На левой стороне, к ложе его величества, представлено было изображение бобра, грызущего древесный пень, с надписью: «Грызя постоянно, он искоренит пень!» На третьем станке, опять с другой стороны, представлен еще древесный ствол, из которого выходит молодая ветвь, а подле этого изображения — совершенно спокойное море и над ним полусолнце, которое, будучи освещено, казалось красноватым и было со следующей надписью: «Надежда возрождается». Между этими станками устроены были малые четырехугольные потешные огни, постоянно горевшие и также с надписями. Второй из них, около которого я случайно находился и который был первый зажжен его царским величеством, представлял четырехугольный крест. Третий изображал виноградную лозу, а четвертый — клетку с птицей, с различными надписями. Так как эти последние были освещены, подобно как это бывает в наших Нидерландах, то видно было все, что они изображали. Кроме того, посреди этой площади представлен был огромный Нептун, сидящий на дельфине, и около него множество разных родов потешных огней на земле, окруженных колышками с ракетами, которые производили прекрасное зрелище, частию рассыпаясь золотым дождем, частию взлетая вверх яркими искрами. Когда настало время зажигать потешные огни, многие духовные и другие господа вышли из упомянутых хоромов, сопровождая его царское величество, и стали под крытое место (навес), устроенное посреди всех поименованных приготовлений, для совершения там некоторых обрядностей. Над входом в это крытое место, украшенное множеством разных знамен, помещена была воинская стража. Невозможно было бы перечесть несметное множество народа, собравшегося на это зрелище со всех сторон. Сестра царя 20 со множеством боярынь поместилась для того, чтоб поглядеть на все, в одной башне в конце этой площади. Другая значительнейшая башня, бывшая там, освещена была огнями сверху донизу; большие столы с потешными огнями, о которых я говорил выше, горели сыпавшимся с них огнем, каждый более четверти часа. В то же время раздавались и пушечные выстрелы, которые были и перед обедом. Когда потешные огни сгорели, столы накрыли вторично; но тогда я возвратился в слободу, где услышал еще девяносто пушечных выстрелов в 10 часов, а потом еще несколько выстрелов и позднее. Самым необычайным в этом случае и при подобном стечении народа показалось мне то, что не произошло никакого беспорядка, благодаря тому что со всех сторон расставлены были солдаты и стража. Только пред самым окончанием этого собрания, вскоре за полночь, несколько французских офицеров, поспоривших о чем-то между собою, обнажили шпаги и наделали шуму подле хоромов его царского величества. Для отвращения подобных случаев на будущее время через несколько дней выставили в Немецкой слободе близ Голландской церкви столб, на котором привязаны были топор и шпага, с тремя объявлениями — на русском, латинском и верхненемецком языках,— воспрещающими всякому, под смертною казнью, обнажать шпагу и биться на поединке.

Не хочу обойти здесь молчанием одно обстоятельство, которое порядком насмешило всех. Жених ехал верхом на превосходном жеребце, а другой господин ехал на кобылице, ни в чем по красоте не уступавшей жеребцу. Оба животных были в яру и приготовлены уже к случке, и жеребец не замедлил покрыть кобылицу. Всадник, ехавший на кобылице, проворно и ловко соскочил с нее, а жених не потерял даже своего стремени. Случай этот произвел общий и громкий смех. Шутку эту хотели проделать еще при выходе из дому, но тогда это не удалось.

Вскоре затем увидел я царевича, верхом на лошади, в сопровождении множества боярских детей, а стремянной прислужник вел под уздцы лошадь его. За ним следовала карета новобрачной, как сказано выше, парой, а за этой — большая карета в двенадцать лошадей, в которой сидела боярыня, представлявшая царицу (императрицу), потом следовало множество других карет, наполненных русскими госпожами. Когда приехали к дому, в котором праздновалась свадьба и в который я постарался пробраться другой дорогой, его величество вошел в дом, а за ним следовала молодая, которая, впрочем, прошла в другое здание отдельного помещения, налево, где жил некогда генерал Лефорт, вдова коего там еще находилась. Большая карета приостановилась, чтобы осторожней проехать, потому что она по высоте своей с трудом проходила в ворота, да не могла поворотить и назад по чрезвычайной узости улицы. Во время такой остановки молодой царевич сошел с лошади и стал у кареты, где и оставался до тех пор, пока карета не прошла наконец в ворота, причем верх кареты зацепился за арку ворот и остался на ней. После этого царевич прошел через двор в дом, а названая царица (императрица) вышла из кареты и вошла в дом по лестнице с правой стороны. Иностранные гости и жены их отправились за ней туда же. Здесь оставались все так же долго, как и перед тем, пока это второе собрание не кончилось.

Но последний день, т. е. третий, решено было праздновать в немецких платьях, и все оделись в эти платья, кроме нескольких русских боярынь, оставшихся в своих платьях. И в этот день еще раз отправились все к новобрачным, но уж не с общим поездом, а порознь. За столом мужчины и женщины сидели вместе, как это водится у нас, и после пира плясали и прыгали для удовольствия его величества и всех гостей. Таким образом, окончилось это свадебное торжество почти за полночь, на описание которого, полагаю, читатель гневаться не будет по причине особенностей оного.

2 февраля, в воскресенье, после полудня, в 3 часа, привезли на санях часть шведских пленных, о которых говорено было выше. 4-го числа приехали за мной, чтобы представить меня его величеству, который находился в это время во дворце князя Александра Даниловича Меншикова, его главного любимца. Дворец этот называется Семеновским, по имени села, находившегося в получасе от слободы. Я застал его величество занятым испытанием нескольких пожарных огнегасительных труб, вновь привезенных из Голландии, которые оказались хорошими. Увидя меня, государь подозвал меня к себе и повел в комнаты. <...> «Вы многое видели, — сказал он мне, — но сомневаюсь, чтобы вы когда-нибудь видели подобное тому, что вам сейчас покажут». Он велел, вслед за тем, одному бедняку-русскому, которого нарочно привели сюда по его приказанию, распахнуть свое платье. Я содрогнулся при виде этого несчастного. Взглянув на его тело, я увидел у него выше пупа на три пальца справа опухоль, похожую на кишку, длиной почти в руку и шириной в четыре пальца, в которую выходила вон вся принимаемая им пища; и этот бедный страдалец прожил уже девять лет в таком положении. Несчастье это произошло от удара ножом, который до того раздражил и повредил часть обычного пищеводного прохода, что никакие лекарства не излечили повреждения. Это был мужчина двадцати пяти лет. Я откровенно сознался, что не видел никогда ничего подобного, но прибавил, что я также знал одного человека, у которого испражнения совершались ртом, чему государь, в свою очередь, немало удивился. Затем он велел подавить несколько рану несчастного, для того чтобы получше ознакомить меня со свойством болезни, и вся пища выходила оттуда вполовину переваренная. Поговорив со мною часа с два, его величество, приказавший во все это время угощать меня разными напитками, оставил меня, и князь Александр подошел ко мне. Он сказал мне, что царь, узнав, что я искусен в живописи, пожелал, чтобы я снял портреты с трех юных малых княжен, дочерей брата его, царя Ивана Алексеевича, царствовавшего вместе с ним до кончины своей, последовавшей 29 января 1696 года. Это, собственно, и было главным поводом, прибавил он, для чего я приглашаюсь теперь ко двору. Я с удовольствием принял такую честь и отправился с сим вельможей к царице, матери их, в один потешный дворец его величества, называемый Измайловым, лежащий в одном часе от Москвы, с намерением прежде увидеть княжен, чем начать уже мою работу. Когда я приблизился к царице, она спросила меня, знаю ли я по-русски, на что князь Александр ответил за меня отрицательно и несколько времени продолжал разговаривать с нею. Потом царица приказала наполнить небольшую чарку водкой, которую она и поднесла собственноручно князю, и князь, выпив, отдал чарку одной из находившихся здесь придворных девиц, которая снова наполнила чарку, и царица точно таким же образом подала ее мне, и я, в свой черед, опорожнил ее. Она попотчевала также нас и по рюмке вином, что сделали и три молодые княжны. Затем был налит большой стакан пива, который царица опять собственноручно подала князю Александру, и этот, отпивши немного, отдал стакан придворной девице. То же повторилось и со мною, и я только поднес стакан ко рту, потому что при дворе этом считают неприличным выпивать до дна последне подносимый стакан пива. После этого я переговорил насчет портретов с князем Александром, который довольно хорошо понимал по-голландски, и когда мы уже собирались уходить, царица и три ее дочери-княжны дали нам поцеловать правые свои руки. Это самая великая честь, какую только можно получить здесь.

Спустя несколько дней играли свадьбу некоторых особ из царского двора во дворце князя Александра. Его величество присутствовал на свадьбе вместе с князем-кесарем, дядей своим... и со множеством придворных вельмож и боярынь, также со многими купцами, английскими и голландскими, и немецкими девицами. Стол, имевший вид лошадиной подковы, накрыт был в большой зале. Его величество и русские господа занимали одну половину стола, а госпожи — другую. Князь-кесарь, князь Александр, также английские и голландские купцы поместились за круглым столом посреди залы, и за этим столом поместился и я. После великолепного обеда, когда столы были убраны, танцевали весело польский. Превосходная музыка помещена была в стороне, откуда слышна была очень явственно.

В ту же ночь князь Александр отправился на несколько дней в деревню, где у него были какие-то дела. 11-го числа г-н Павел Гейне, датский посланник, также уехал по делам в свое отечество, с намерением возвратиться весною опять в Москву, где он оставил на это время супругу.

5 марта я имел честь обедать с его величеством в Преображенском — обыкновенном месте жительства этого государя. После обеда он повел меня в палаты царицы, желая взглянуть на портреты княжен, мною уже начатые, и там он довольно долго разговаривал с царицею о моих путешествиях. 11-го числа он посетил вместе с некоторыми из своих вельмож г-на Брантса и там осматривал в моей комнате изображения, сделанные мною в Архангельске, которыми он, казалось, был очень доволен. Разговаривая о разных предметах, государь повел речь о нескольких пушках, имевших, как полагали, гербы или клейма Генуэзской республики, изображавшие, как и пушки венецианские, льва с простертою переднею лапою, положенною на книге. Правда, что так как пушки те были очень древни и гербы на них уже весьма изгладились, то и трудно было разобрать, действительно ли было там изображение льва. Государь, желая разъяснить это сомнительное обстоятельство, решил тотчас же отправиться осмотреть пушки, и согласились всем обществом собраться для этого во дворце князя Александра. Когда его величество прибыл туда в назначенное время, то князь Александр сделал от себя подарок всем, находившимся тогда у него, большею частию из иноземных купцов, которых он особенно уважал, именно каждому дал по золотой медали, на которой было изображение его величества с лавровым венком на голове и вокруг с русскою надписью: «Петр Алексеевич, Великий Царь всея России». На оборотной стороне изображены были два орла, с обозначением дня месяца 1702 года, февраля 1-го.

После великолепнейшего угощения здесь отправились все в Преображенский дворец, который считается как бы обычным местом пребывания капитана, так как его величество не принимал еще до сих пор на себя более высокого чина. Дворец этот был на расстоянии одного доброго получаса от города и очень близко от дворца князя Александра. Тут же находился и арсенал полка гвардейцев его величества. В этом-то арсенале и осматривали мы те три пушки, о которых выше сказано, и оказалось, что лев на них виден еще достаточно ясно, хотя и довольно уже испорчен. Пушки эти довольно коротки и сделаны были наподобие мортир. Я решительно не мог дознать, каким это образом в давно минувшие времена пушки эти попали в руки русских.

ГЛАВА VIII

Описание земных произведений, плодов, загородных домов (дач), рыбных прудов и других предметов, до которых русские охотники. Русские отшельники, или пустынники; заключенные

Живя в Москве, я иногда делал прогулки за город с моими друзьями. Однажды, гуляя таким образом в лесу в июле месяце, я нашел там известную ягоду, которую русские называют костяникой; вкусом она кисловата. Люди зажиточные едят ее с медом или сахаром, как мы едим землянику. Из нее делают род лимонада и прохладительный напиток, который предписывают и больным. Леса вокруг Москвы полны этой ягоды, которая растет по всей России в густом лесу, но наилучше — в тени дерев. Название костяники означает собственно ягоду костистую (т. е. с косточкой), и она действительно такова. Всякий стебелек этой ягоды имеет три или четыре веточки, и на них-то сидят ягоды по двадцати... Листья ее зелены и летом, и зимой, а ягоды ее созревают в упомянутом месяце. Другая ягода, называемая брусника, покрупнее первой и в которой каждая ягодка имеет свой особый стебель, как у нас смородина,— от двадцати до тридцати ягод в одной кисти. Ягода эта растет не выше пяди от земли, костяника же — целой половиной выше. Ежегодно в Москву привозят бездну брусники, и иностранцы и русские делают из нее разные запасы и употребление. Русские кладут ее в сосуды и наливают холодной водой, оставляя  так на всю зиму, затем они выливают воду и наполняют новой сосуд, а из настоявшейся воды делают питье, чрезвычайно освежительное и довольно приятное на вкус, особенно если прибавить сахару или меду. Для того чтоб освежиться хорошенько, едят и самую ягоду с частью меда. Немцы выжимают бруснику, извлекают из нее сок, который варят с медом и сахаром до известной густоты, и едят такое варево с жарким, которому оно придает удивительно приятный вкус. Они также сохраняют такое брусничное варево в небольших сосудах, подмешивают туда соку и из других выжатых ягод, и из этого образуется лакомство, которым они угощают своих приятелей и которое чрезвычайно освежительно. Лист брусники похож на лист пальмы... и тоже постоянно зелен, летом и зимою.

Эта страна естественно изобилует во множестве всякого рода растениями. Там произрастает обыкновенная белая капуста, которой русские заготовляют большие запасы и которую простолюдины едят по два раза в день. Огурцы, которые русские едят, взяв в руки, как мы яблоки или груши, которых они также запасают громадное количество, сберегают их целый год и которые и знатные люди очень охотно и во множестве потребляют. Много в этой стороне и чесноку, до которого русские большие охотники и запах которого слышен издалека. Хрен у русских также в общем употреблении, и они искусно приготовляют из него разные приправы к рыбе и говядине. Репы там разного рода в изобилии, точно так же как и красной капусты, которую иностранцы завезли сюда с недавнего только времени. Есть также спаржа и артишок, но едят их только одни иностранцы. Артишоки растут и в земле. Мы научили русских разведению желтой, белой и красной моркови (пастернаку и свекловицы), которых у них множество, а также салата и сельдерея, прежде им неизвестных, а теперь очень ими любимых.

Окрестности Москвы изобилуют земляникой, большею частью мелкой; ее едят там пригоршнями. Малина также растет там, равно как и дыни, во множестве чрезвычайно крупные, но не так вкусные, как в Италии, потому что водянисты, похожи на наши огурцы, имеют довольно воды, но мало семян.

Что касается до плодовитых деревьев, то в России много мелкого ореха, но грецкого мало. Яблоки там разного рода, хороши, красивые на вид, кислые, равно как и сладкие, вкусны, и я видел такие прозрачные, что насквозь видны были семечки. Груши там не так хороши, да их мало, и какие есть, то и те мелкие. Сливы и вишня тоже плохие, за исключением тех, которые растут у немецких купцов в садах; есть там земляника тоже в довольном количестве; сады же этих последних чрезвычайно чисты, полны множеством различных цветов, а сады русских запущенны, дики, не возделаны и без всяких украшений. Фонтаны и водометы русским не известны, хотя воды у них много везде, и они легко могли бы устроить их с небольшими издержками. В этом отношении заметна, впрочем, некоторая перемена, равно как и в улучшении построек домов и садов, особенно с тех пор, как царь побывал в наших странах. Так в особенности князь Данило Григорьевич Черкасский развел голландский сад в своей деревне Сетове в тринадцати верстах от Москвы. Сад этот большой, содержится чисто и в порядке, но и то правда, что князь имеет для этого особого садовника из Голландии: потому сад этот лучше рассажен, расположен и с большими украшениями, чем все остальные в этой стране.

Вообще в Москве мало любопытных предметов. Лучшее украшение загородных домов москвичей состоит в их рыбных прудах, из которых три действительно достойны удивления. Часто их бывает по два и по три около дома, довольно больших и богато полных рыбою. Когда приезжают к ним дорогие им гости, они тотчас забрасывают невод в воду и тут же, в присутствии своих гостей, налавливают разной рыбы блюд на двадцать или тридцать, а иногда и больше, как я то сам видел.

Никогда не забуду одной прогулки моей с несколькими голландками в деревню г-на Стрешнева 34, богатого человека, жившего в Факелове, в пятнадцати верстах от Москвы, где приняли нас с обязательнейшею любезностью. Супруга этого господина, красивая и приветливая женщина, делала со своей стороны все возможное, чтобы доставить нам удовольствие. Мы нашли прекрасно построенный дом, со многими отличными комнатами. Кроме того, в нем была очень хорошая голландская кухня безукоризненной чистоты, в которой госпожи наши тут же изготовили несколько блюд рыбных по нашему способу, несмотря на то что у нас припасен был порядочный запас из холодной говядины; сверх того, подано было еще блюд двадцать рыбного кушанья, приготовленного по русскому способу, с разными превкусными подливами. После обеда пригласили нас в другую комнату, где висело на перекладинах несколько веревок для качелей, и предложили нам покачаться: приятное препровождение  времени, весьма обыкновенное здесь. В свою очередь, хозяйка дома сама велела двум молоденьким и миловидным девицам покачать и ее. Качаясь, она взяла к себе на колени своего малого ребенка и начала петь вместе с сказанными служанками чрезвычайно приятно и способом очаровательным, прося нас в то же время извинить ее и уверяя, что она непременно пригласила бы из Москвы музыку, если б только дозволило время. Когда мы засвидетельствовали ей нашу благодарность за все доставленные ею нам удовольствия, она повела нас к пруду и приказала закинуть сеть, чтобы снабдить нас свежею рыбою на дорогу. После всего этого мы распростились с хозяевами и сели в карету, вполне довольные оказанным нам приемом.

Близ этой деревни, или дачи, я видел дерево необычайной толщины и красоты с широко раскинувшимися ветвями, которого ствол имел 3 1/2 сажени в обхвате у корня. Это был белый тополь, который русские называют осиной.

Большая часть иностранцев имеют позади домов своих, или дач, обыкновенно сад, в котором они старательно разводят множество разного рода плодовитых деревьев и цветов, выписываемых из наших стран. Цветники в этих садах ограждены дощечками вместо пальм. Так как почва этой земли сама по себе родит цветы плохо, а цветы лесные очень посредственны, то для русских нет большего удовольствия, как подарить им пук цветов, который они с наслаждением несут домой. Впрочем, из более знатных русских некоторые владеют тоже уже хорошими садами и разводят в них и цветы.

Что касается нравов этих людей, то в сношениях своих наблюдают они между собою довольно странный обычай. Пришедши куда-нибудь и вступивши в комнату, они не говорят прежде ни слова, но ищут глазами изображения какого ни есть святого, которое всегда имеется в каждом покое. Отыскав оное, они кладут перед ним три поклона, осеняя себя в то же время крестным знамением и произнося: «Господи, помилуй!»— или же: «Мир дому и живущим в нем!», и опять совершают крестное знамение, затем они уже здороваются с хозяевами и ведут с ними беседу. То же самое делают они, посещая и чужестранцев, сотворя поклон перед первой попавшейся им на глаза картиной, из опасения не отдать прежде богу подобающего ему почтения.

Самое распространенное препровождение времени у них считается соколиная охота на птиц и с гончими собаками на зайцев. В этом отношении у них есть точные постановления: каждый может держать известное только число собак, сообразно своему положению. Кроме этих, у них мало обыкновенных развлечений. Самые употребительнейшие инструменты их суть: арфа о четырех струнах, цимбалы, волынка и охотничий рожок. Они находят большое удовольствие глазеть во время работы также на калек и пьяных, уже через меру выпивших.

Когда они отправляются к кому-либо в гости, то садятся обедать в 10 часов утра и расходятся в час пополудни, чтобы уснуть дома,— зимою ли то, или летом.

Приемы писать у них следующего рода: они берут в левую руку бумагу, кладут ее на колени и пишут таким образом, что им нужно. Впрочем, некоторые начинают писать так же, как и мы, особенно в разных канцеляриях; шьют они совсем отлично от нас: они надевают наперсток на первый палец, который, вместе с большим, употребляют для того, чтобы тянуть иглу с ниткой к себе, а не от себя, как это делается у нас. Они помогают себе в шитье и ногами, которые у них обыкновенно босые, и мастерски придерживают двумя первыми пальцами ноги материю, которую шьют точно так, как у нас, придерживают ее коленами или прикалывают ее к чему-нибудь. Впрочем, я видел в разных местах не раз и таких, которые шьют иначе.

В начале июля я ходил с одним моим приятелем в Преображенское посмотреть на трех пустынников, сидевших там в заключении уже дня четыре или пять. Проживали они близ Азова, у небольшой речки, впадающей в Дон. Я был поражен их видом, одеждой и прибором. Самый старший был мужчина за семьдесят лет, двое других — за пятьдесят. Первый жил в сказанном месте лет сорок, в пещере, где и был однажды захвачен татарами, продан туркам, от которых скоро бежал и возвратился опять в свое пустынное жительство, в котором и оставался с тех пор до последнего времени. Как полагают, их обвиняли в том, что они уклонились от русской веры, но они не сознавались в этом, просили, чтоб их испытали, заявляя, что они готовы подвергнуться тягчайшим наказаниям во славу Иисуса Христа в случае, если они окажутся отступниками, хотя они не умеют ни читать, ни писать. На них были только одни кафтаны из грубой шерстяной ткани; волосы спускались у них до поясницы, точно у дикарей, нечесаные и закрывающие лицо до того, что нельзя было и видеть его, если не отстранить волос рукою. На груди у них был большой железный крест, весом добрых фунта четыре, прикрепленный к железной же полосе, перекинутой через плечи и ниспадавшей на спину, где она прикреплялась к другой, железной же, полосе, служившей вместо пояса и соединявшейся напереди с нижним концом того же креста на груди. Двое младших оказывали большое уважение к старейшему, которого они поддерживали под руки всякий раз, когда он вставал на ноги, что он сделал и в то время, когда мы подошли к нему. Они должны были оставаться в заключении до возвращения его величества. Однако ж их посадили вместе, не заковывая уже в железа, в помещение без кровли, где они и сидели на рогожах в одном углу, в некотором расстоянии друг от друга. Заключенные, бывшие тут кроме этих отшельников, большею частию закованы были по ногам в железа и оковы: эти были так коротки, что они с трудом могли двигаться. Сверх того, при каждом было по сторожу, а также и вне темницы находились сторожа, для того чтоб заключенные отнюдь не могли уйти. Эта темница высока и сделана из брусьев, с отверстием вверху (но внутри с разными прикрытиями) и спереди образует небольшой четвероугольник. Любопытство заставило меня посетить сих отшельников и в другой раз, но я узнал, что их перевели уже в другую, соседнюю темницу, в которой они и должны были оставаться впредь до нового о них распоряжения. Эта милость последовала им благодаря чьему-то ходатайству.

В конце этого месяца получено было известие о новой победе, одержанной над шведами 35 войсками его величества. Немного спустя царица поручила мне написать в другой раз портреты ее княжен, тоже во весь рост и в той же одежде, как и первые портреты. Мне очень хотелось было отказаться от этой работы, и я всепокорнейше просил ее уволить меня, так как мне пора была уже продолжать мое путешествие, но, увидав, что это было неприятно для нее, я решился и по другим также основаниям исполнить ее просьбу и принялся за работу, не теряя времени.

5 июня большинство купцов, остававшихся еще в Москве, отправились в Архангельск. По обыкновению, мы провожали их, как и других прежде, за десять верст от города до деревни, лежащей на реке Яузе, где раскинули несколько палаток, в которых и провели некоторое время в обществе с несколькими госпожами. Затем, выпивши за здоровье отъезжающих друзей наших, мы возвратились в город, кто в карете, коляске, а кто и верхом.

Спустя несколько дней, прогуливаясь однажды в саду позади нашего дома с ружьем, как делал я часто и прежде этого, с целию застрелить куличка или утку на пруду или на на Яузе, я увидал у себя над головою высоко в воздухе журавля. Я тотчас же зарядил ружье пулей, так как птицу эту, по ее величине, трудно убить дробью, и был так счастлив, что попал в журавля, который и упал в пруд. Это вообще случай необыкновенный, потому что птица эта редко попадается в этой местности. У некоторых господ есть, впрочем, по деревням прирученные журавли, которых привозят, обыкновенно, из других мест. Убитого мною журавля я велел изжарить, и мы нашли, что вкус его мяса отзывается рыбой.

В Москве находятся также разные приказы или канцелярии, из коих главный — Посольский, или Иностранных дел; затем Разрядный, или такой приказ, в котором ведутся списки русского дворянства, правителей (губернаторов) и других главноуправляющих лиц; Дворцовый приказ, в коем ведут счеты всему тому, что относится до содержания его величества; Поместный приказ, в котором ведутся книги (списки) всем поместьям России, и, наконец, Стрелецкий приказ, заведывающий стрельцами или военными людьми, которых число значительно уменьшилось со времени последнего возмущения. Все эти приказы помещаются в каменных... покоях, похожих скорее на темницы, чем на что-либо другое. Часто, впрочем, они и служат-таки местами заключения и там содержат преступников, закованных в отдельных местах, а должники, содержимые за долги, разгуливают там везде в ножных кандалах. Главные чины или писари сидят там в отдельных комнатах, а в некоторых приказах они сидят за длинным столом, покрытым красным сукном, похожим на комнатные обои. В Иноземном приказе имеются списки всем иностранным чиновникам. Заведование землями царств Казанского и Астраханского и областями, к ним присоединенными, сосредоточивается в Казанском дворце. Устроен теперь еще и новый приказ для Адмиралтейства, называемый Оружейным, в котором хранятся списки оружий; аптека, равно как и Палата Золотая и Серебряная, в коей ведутся именные списки золотых и серебряных дел мастеров, состоящих на службе его величества и получающих тут свое жалованье. Заведование большей частию государственных доходов сосредоточивается в приказе Большой казны. Суд над дворянами, приказными чинами и писарями производится в Судном Володимирском и Судном Московском приказах.  В Печатном приказе ведается доход с печатей и ведутся здесь особые списки. Монастыри все подведомы Монастырскому приказу, а духовные дела, т. е. те, кои касаются браков, наследства, равно тяжбы, разбираемые третейским судом, семейные несогласия, блудные и подобные тому дела ведаются в приказе Патриаршем. Ямской приказ заведывает ямщиками, которые требуются в течение всего года для службы его величества. Во время пребывания моего в Москве все эти восемнадцать приказов находились в Кремле; вне же его были и многие другие, а именно: Пушкарский приказ, заведывающий пушками; Сибирский — по делам Сибири; Разбойный приказ, в котором разбираются и судятся убийства и некоторые другие преступления. Начальником сих приказов обыкновенно бывает один из главных любимцев царских или из первых военных чинов государства, которого его величество или возводит по своей милости в эту должность или жалует оную в виде награды за службу. Это составляет также ступень для достижения самых высших должностей или званий, именно: звания боярина или государственного советника, каковые звания лучше всего можно сравнить с грандами в Испании или с пэрами во Франции. Сюда причисляются также окольничьи, т. е. бояре, сопровождающие государя; думные дворяне, или дворянские советники Думы; думные дьяки или секретари... стольники, или служащие при столе его величества; дворяне, или придворные, и, наконец, жильцы — должность менее значительная, чем все выше исчисленные. Первейшие дворяне или люди, имеющие честь быть любимцами царицы, возводятся в должности спальников, или дворян постельной палаты. За ними следуют дворецкие, кравчие, чашники и другие.

Возвратясь из Нидерланд<ов>, его величество учредил кавалерский орден св. апостола Андрея, который он и возложил уже на четырех человек, а именно: боярина Федора Алексеевича Головина, первого государственного министра и адмирала; гетмана козацкого 44, г-на Принцена, чрезвычайного посланника короля прусского, и генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева, которым всем пожалован был крест св. Андрея, с изображением этого святого, усыпанный брильянтами. Что касается величия русского двора, то должно заметить, что государь, правящий сим государством, есть монарх неограниченный над всеми своими народами; что он все делает по своему усмотрению, может располагать имуществом и жизнью своих подданных, с низших до самых высших, и наконец,  что всего удивительнее, власть его простирается даже на дела духовные, устроение и изменение богослужения по своей воле: это уже такая область, касаться которой другие венчанные особы воздерживаются из опасения возбудить против себя духовенство.

Сказавши о награждениях, даваемых за разные заслуги и за исполнение служащими их обязанностей в мирное и военное время, за отправление ими разных дел, перехожу к наказаниям за преступления. Тяжелые преступления наказываются здесь сожжением. Для исполнения этой казни устраивают небольшой четырехугольный деревянный сарай, который обкладывают снаружи и внутри соломою. В этот-то сарай запирают преступника по произнесении над ним приговора и затем зажигают солому: от дыму и пламени несчастный сперва задыхается, а под конец сгорает. Кроме того, отсекают топором голову на плахе, иных вешают, других зарывают живых в землю по самые плечи, как описано уже выше. Но, несмотря на жестокость свою, эти казни совершаются там так тихо и без шуму, что если они исполняются в одном конце города, то о них и не знают даже жители другого конца. Преступников, не заслуживающих смертной казни, наказывают кнутом: это длинная ременная плеть (бич), которой бьют по обнаженной спине так сильно, что наказываемый может умереть после нескольких ударов. Кара эта производится так: палач для этого выбирает из среды зрителей человека, по его мнению самого здорового и крепкого, и кладет ему на спину преступника таким образом, что руки его проходят через плечи этого случайного помощника палача и придерживаются на груди у него. Ноги преступника связывают веревкой, а прислужник палача держит голову за волосы; в таком положении преступнику дают столько ударов кнутом, сколько присуждено, и удары эти, ревностно наносимые, немедленно срывают кожу с обнаженной спины. Наказание батогами назначается за преступления не столь значительные. При этом наказании преступника кладут на землю ничком, и два человека садятся ему один на голову, а другой на ноги и держат таким образом до тех пор, пока палач не исполнит назначенного числа ударов батогами по спине. Когда делают преступнику допрос (пытают его), то его вздергивают на воздух (на дыбы) и бьют сказанным кнутом, потом раскаленным железом водят по ранам, происшедшим от ударов. Но самое мучительное наказание состоит в том, что преступнику выбривают маковку головы и каплют на нее по капле холодной водой. Наказание несостоятельных должников или таких, которые отказываются удовлетворить своих заимодавцев, состоит в том, что их выставляют перед приказом и в несколько приемов дают им по три удара палкою по ногам. За долг во сто рублей, равняющихся пятистам наших гульденов, наказывают таким образом ежедневно, в течение целого месяца; за долги больше или меньше ста рублей наказывают, соразмеряясь с долгом, по тому же правилу. Когда и после этого должник не может рассчитаться с заимодавцем, то продают все его имущество и вырученными деньгами удовлетворяют заимодавца. Наконец, если и этого будет недостаточно для покрытия долгов, то самого должника с женою и детьми отдают заимодавцу в услужение, причем службу эту оценивают только в пять руб. в год за мужчину и в половину этого за службу женщины, и, кроме того, заимодавец обязан кормить и одевать служащих у него должников своих. В таком служении должники находятся, таким образом, до тех пор, пока долг их не покроется вполне.

Полагают, что город Москва находится в середине, как бы в лоне страны, во ста двадцати немецких милях от границ во все стороны, в восьмидесяти шести милях от границ Польши и в четырехстах шестидесяти милях от границ государства Персидского, или от города Тарку, состоящего под владычеством московским, по сю сторону Каспийского моря. Мили эти измеряются количеством пешеходного пути, пройденного в добрый час времени. Кроме того, от Москвы до последней пограничной местности, находящейся во владении русского царя в Сибири, или до реки Аргуни, отделяющей владения эти от владений китайского хана, считается семь тысяч шестьсот верст, или тысяча триста двадцать миль, а оттуда до Пекина, столицы Китая,— две тысячи пятьсот верст, как это слышал я от г-на Эвергарда Избранта 45, совершившего туда путешествие в качестве посла его царского величества. Что касается Московской Руси вообще, то та ее часть, которая по-латыни называется «Черная Русь», иначе «Красная Русь» и иногда «Малая Русь», лежит на юг от Королевства Польского, между областями Полесьем, Волынью, Подолом, Трансильванией, или Седмиградией, Угрией и Верхней, или Малой, Польшей: это самая северо-восточная часть и вместе с тем самая обширная страна в Европе, находящаяся между Северным и Ледовитым морями, рекою Яиком, Каспийским морем, частью Волги, Крымской, или Перекопской, Татарией, Днепром, или Борисфеном, Великим княжеством Литовским, Ливонией, Эстонией, [89] Ингрией, королевством Швецией и Шведской Лапонией. Главные города ее суть: Москва, Владимир, Новгород, Смоленск, Казань, Булгар, Астрахань, Вологда, Псков, Рязань, Ярославль, Переяславль, Архангельск и Св. Николай. Это русское царство начало управляться с 1545 года великим князем и царем Иваном Васильевичем, умершим в 1584 году. В этом же году ему наследовал сын его, Федор Иванович, который скончался в 1598 году. После него тогда же Борис Годунов завладел престолом и умер внезапно в 1605 году. Ему наследовал сын его, Федор Борисович 46, царствовавший всего только три месяца и умерщвленный Лжедмитрием в 1606 году. Этот Лжедмитрий вступил на его место и после годичного царствования своего был сожжен русскими на берегу реки. За ним в 1610 <году> избран в великие князья Василий Иванович Шуйский, которого его же подданные выдали полякам через два года, а в 1613 году Михаил Федорович Романов возведен был на царство и царствовал тридцать два года, скончавшись в 1645 году. Ему наследовал сын его, Алексей Михайлович, умерший 29 января 1676 года, а за ним царствовал сын Алексея, Федор Алексеевич, который скончался 27 апреля 1682 года, не оставив по себе детей. Спустя несколько времени после кончины Федора русские возвели на престол брата его, Петра Алексеевича, а возмутившиеся стрельцы в том же году избрали и брата его, Ивана Алексеевича, которого и посадили на престол вместе с Петром. Но Иван Алексеевич умер 29 января 1696 года.

В России до 1700 года было одиннадцать патриархов, а именно: 1) Иов, 2) Гермоген, 3) Игнатий, которого, впрочем, не числят в ряду патриархов, потому что он был римско-католического исповедания, при Лжедмитрии, 4) Филарет, 5) Иоасаф, 6) Иосиф, 7) Никон, 8) Иоасаф, 9) Питирим, 10) Иоаким и 11) Адриан, умерший в 1700 г., после коего преемника ему нового не избрали и до сего времени.

В 1689 году в Москве было сорок четыре боярина, или государственных советника разных родов, а именно: двое бояр Черкасских, трое Голициных, один Одоевский, трое Прозоровских, пять Салтыковых, трое Урусовых, трое Шереметевых, один Долгорукий, один Ромодановский, один Троекуров, один Репнин, один Волконский, один Козловский, один Барятинский, один Щербатов, двое Головиных, один Шеин, двое Бутурлиных, один Пушкин, один Хилков, один Стрешнев, один Собакин, двое Милославских, двое Нарышкиных, один Соковнин, один Юшков, один Матюшкин. [90] Все они — царские советники и заведовали различными делами государства.

Войска русского государя простираются обыкновенно до сорока шести или пятидесяти тысяч человек, кроме нескольких конных полков и копейщиков, получающих жалованье из царской казны ежегодно деньгами, хлебом и другими необходимыми вещами. В военное время призываются все русские дворяне, составляющие, таким образом, весьма солидное ополчение, доходящее до двухсот тысяч человек, включая в то число и их прислужников, которых многие из этих дворян имеют при себе по десять и даже двадцать человек, а менее значительные держат по три человека.

Главнейшие доходы России, о коих было уже говорено выше, получаются от мехов, хлеба, кожи, поташу, вайдовой золы 47, пеньки, рогож, щетины, дегтя или смолы, сала и проч., и проч. сырого товару. Много дохода приносят и кабаки, т. е. питейные дома, принадлежащие царю, в коих продаются водка, пиво и мед. Таможни также доставляют значительные доходы. Из Архангельска морем вывозят икру и карлек, т. е. пузырь рыбы стерляди, которая во множестве ловится в Астрахани и в других местах Волги. Этот карлек употребляют для очистки вина, но из него добывается и хороший клей. Он употребляется и красильщиками при окрашивании вещей.

Не лишним будет, кажется мне, прибавить здесь сведения о долготе дней и ночей в России. Равноденствие наступает здесь 8 сентября, и тогда дни бывают равны ночи (по 12 часов); но 24-го числа день имеет 11, а ночь — 13 часов. 10 октября день равен 10, а ночь —14 часам, 26-го того же месяца день имеет 9, ночь — 15 часов. 11 ноября день — 8, ночь — 16 часов, 27-го того же месяца день — 7 часов и ночь — 17. 12 декабря день начинает прибавляться. 1 января день — 8 часов, ночь — 16. 17 января день — 9, а ночь — 15 часов. 2 февраля день — 10, а ночь — 14 часов, 18 февраля день — 11, а ночь — 13 часов, 6 марта — весеннее равноденствие, и дни равняются ночи. 22 марта день — 13, а ночь — 11 часов. 7 апреля день — 14, а ночь — 10 часов, 23 апреля день — 15, ночь — 9 часов. 9 мая день — 16, ночь — 8 часов, 25 мая день — 17, а ночь — 7 часов. 12 июня дни начинают убывать. 6 июля день имеет уже 16, а ночь — 8 часов. 22 июля день — 15 часов, а ночь — 9. 1 августа день — 14, а ночь — 10 часов. 23 августа день имеет уже 13, а ночь — 11 часов и так далее.

http://www.suvenirograd.ru/impressions.php?lang=1&id=56

Когда мы вышли на землю, то подвергнулись осмотру всего, что только было у нас на струге за исключением одних моих пожитков и вещей. Я тотчас же послал отыскивать губернатора Тимофея Ивановича Ржевского, которому и предъявил два мои вида и письмо князя Бориса Алексеевича. Он принял меня чрезвычайно вежливо и, прочитав письмо князя, предложил мне свой дом и все, что будет мне нужно на все время пребывания моего в этом городе. Я отблагодарил его и объяснил, что я должен оставаться с моими товарищами, армянами, язык которых мне был известен и с которыми я буду совершать и дальнейшее мое путешествие. Он нашел объяснение мое основательным и тотчас послал за моими пожитками на берег, которые, не осматривая, приказал отнести в армянский караван-сарай, где армяне обыкновенно останавливаются и где поместился и я вместе с Яковом Давыдовым, о котором я уже говорил выше. Только что отобедали мы, как пришли к нам восемь или десять человек от губернатора с разными приношениями. Это были: небольшой бочонок водки, две фляги с лучшей водкой, большой медный сосуд с красным отличным вином и два другие такие же — один с медом, а другой с пивом, четыре больших хлеба, два гуся и разные куры. Когда посланцы губернатора ушли, получив от меня по небольшому подарку (по моему обыкновению), ко мне присланы были два солдата с ружьями стеречь двери моей комнаты, и солдаты эти менялись каждую неделю. Прислали ко мне и одного русского, знавшего голландский язык, для сопровождения меня всюду, куда я пожелаю, и для служения мне в качестве переводчика.

Около этого времени губернатор получил известие о покорении крепости Нийен 73, которую его величество взял приступом 1 мая и в которой он захватил восемьдесят пушек, восемь мортир, три с половиной тысячи человек шведского войска, которому, впрочем, как рассказывали, он даровал свободу.

Обеспеченный столько губернатором, я пошел пройтись по городу, описание которого здесь представляю. Он лежит на восточном берегу Волги, известном под именем Скифии, но теперь ее называют Ногайей, то есть всю местность, находящуюся между Волгой, Яиком и Каспийским морем, равно как Астраханью, по имени главного ее города в прежнем Астраханском царстве. Город этот находится уже в азиатской Татарии, граничащей с Россией, и стоит на главном рукаве Волги, впадающей в нескольких часах отсюда в Каспийское море. Об этом море дальше скажу подробнее. Что до самого города, то он лежит под 46°22’ северной широты на одном острове Долгом, отделенном небольшою речкой от материка. Его можно обойти кругом в несколько часов и видеть выход из города с высокого здания. Лучшая почва земли здесь идет к востоку до р. Яика; на запад простирается обширная равнина на семьдесят миль или часов до самого Черного моря и несколько миль на юг до моря Каспийского. В этой части страны находится превосходная соль, развозимая по всей России.

Этот город окружен прекрасною каменною стеною, в окружности добрый час времени. Он имеет десять ворот. Я отправился из Никольских ворот вдоль реки, оттуда к Красным воротам, местности более возвышенной, лежащей на крайнем конце. Отсюда же продвигаясь вперед в поле, я достиг Житных ворот у хлебного магазина, которые были заперты; но тут же невдалеке есть другие ворота в кремль, в которые входят и выходят. Сказанный хлебный магазин находится вне городских стен и также окружен особою каменною стеною. Далее идут Мочаговские ворота, близ которых в некотором расстоянии от города есть еще другие деревянные ворота, не входящие в число городских. Это Татарские ворота, т. е. со стороны татар, где потому постоянно находится русская стража. От них приходите к воротам Решеточным и Вознесенским, между которыми... на стенах есть две башни, одна от другой на триста шагов. От последних ворот нужно воротиться опять к реке, чтоб дойти до Спасских ворот, стоящих вплоть у Волги, а от этих до Исадних ворот, за которыми находится рыбный, хлебный, зеленной, или овощной, торг и прочее. В некотором расстоянии отсюда видна другая башня, а на стене — Гарянские ворота, за коими лесной рынок и жилище хлебников, которым не дозволяется жить в городе. Далее за последними воротами идут ворота Кабацкие, не доходя до другой башни, так что ворота приходятся между этой и предшествовавшей башнями. Из этих десяти ворот шесть находятся у реки, а двое ворот в кремле, который лежит перед городской стеной. Есть еще в ней третьи ворота, называемые Пречистенскими, выходящие в город, напротив базара или большой улицы, на которой находятся главные лавки русских и армян. Проходя этими последними по пути в кремль, на левой руке видна Соборная церковь, которую начали постройкой пять лет тому назад, на иждивении митрополита, по имени Сампсония. Этому митрополиту присвоены особые права над духовенством, и для управления им он имеет у себя свой собственный приказ, или канцелярию. Он состоит в то же время митрополитом Терки — города, находящегося под властию его царского величества, по сю сторону Каспийского моря, на Черкасских горах, в семиста верстах от Астрахани. Когда в прошлом году работали наверху, над куполом сказанной церкви, то часть купола обрушилась по непрочности поддерживающего фундамента. Поэтому принуждены это дело иначе повести, именно: в настоящее время возводят там пять небольших башен с куполами, на которых водрузят кресты. Помянутая церковь видом четырехугольная, имеет в окружности 206 шагов. Лицевая сторона шириной шестьдесят пять шагов, а стороны длиной по сорок семь шагов; задняя сторона этого здания примыкает отчасти к стене митрополичьих палат, которые составляют главное здание в городе, чрезвычайно обширное, длинное и все каменное. В очень близком расстоянии от этого здания на прекрасном ровном месте кремля находится дворец губернатора — большое деревянное строение, окруженное особою деревянною же стеною, снабженною двумя воротами — передними и задними. Дворцовая церковь, или часовня, находится вне сказанного дворца. Между передними воротами, у которых всегда находится стража, и домом губернатора есть прекрасная площадка. Вся совокупность двора называется Иваном Богословом. Самый дворец содержит большое количество комнат, прекрасно освещенных и чрезвычайно приятных, в особенности там хороша большая зала, находящаяся весьма высоко, вид из которой очарователен со всех сторон. У ворот кремля, достаточно снабженного артиллерией, стоит всегда стража. При входе в кремль перед воротами имеется стража с ее сторожевым домом; тут видите много орудий, а с правой руки находится канцелярия — каменное здание в несколько покоев, где в покое губернатора стоит стол, покрытый красным сукном.

Главная после Соборной церкви есть Воздвиженская, из штукатуренного кирпича. Купол на ней позолоченный, так же как и крест, величиной в три сажени. Купол внизу окрашен зеленою краскою, равно как и купол колокольни. Все остальные церкви деревянные, точно так же как и монастыри Троицкий и Пятницкий, из которых последний — девичий.

Всякого рода товары продаются по утрам на базаре, или торжище татарском, где русские и армяне также могут выставлять на продажу свои произведения, но после обеда татарам торговать не дозволяется, так как время это предоставлено для торгу только русским, к чему, впрочем, допускаются и армяне. Но индийцы совершают свои торговые сделки в помещениях своего караван-сарая.

Что до города, то большая часть улиц в нем довольно тесны, хотя и удобны для сообщения в сухую погоду, но они совершенно непроходимы в дождливое время, потому что почва земли там чрезвычайно жирная и пропитана солью, от чего она становится даже беловатою во время засухи.

Городом заведывают губернатор и три бургомистра, которые живут не в кремле, но в городе, из которых один присутствует в думе, а другой ведает кабаки, в которых продаются водка, пиво и мед, третий же управляет рыбною ловлей его величества.

За городом, со стороны реки, видны: Иванов монастырь — красивое каменное здание; за ним два других монастыря и несколько слобод, или предместий, из коих главная и самая большая — Солдатская, лежащая на восток от города вдоль речки Кутума, впадающей в Волгу. Корабли его величества находятся подле слободы Болда, насупротив города. Слободы Казанская и Шепелевская служат местопребыванием всякого рода людей. Татарская слобода отделена ото всех других и вся почти построена из земли и глины, которые сушат на солнце и делают из них камни или кирпичи. В этих постройках татары живут зимою, летом же — в поле, на открытом воздухе. В прошлом году почти половина города Астрахани выгорела от пожара именно внутри каменной стены; и теперь еще в ней видно много развалин и погорелых мест, но уже там сильно работают и обстраиваются вновь.

Удовлетворив отчасти любопытству своих глаз, я испросил у губернатора дозволения снимать что мне заблагорассудится, на что тотчас же и получил его согласие. Для приведения этого желания моего в исполнение я отправился на реку в небольшой лодке, но нашел, что течение и волнение реки было до того сильно, что я ничего не мог сделать, поэтому губернатор был так обязателен, что предложил мне большую барку, снабженную якорем; но пошедший в это время дождь осуетил мое намерение, а когда погода прояснилась после полудня, я принялся за работу, которую и кончил на другой день. Вид города показался мне чрезвычайно красив со стороны площади, и я снял его в этом положении... Мною все места и здания обозначены числами. Так, 1. Ивановский монастырь, или св. Иоанна; 2. Вознесенский монастырь, или Вознесения господа нашего Иисуса Христа. Оба эти монастыря — вне города; 3. Вознесенские ворота; 4. Церковь Смоленской божией матери; 5. Спасский монастырь, или Преображения Спаса; 6. Церковь Рождества Богородицы; 7. Дума; 8. Воздвиженская церковь, или Благовещения; 9. Кабацкие ворота; 10. Кремль, или крепость, стена которой начинается еще в городе; 11. Колокольни; 12. Часовые солнечные башни, принадлежащие к собору; 13. Собор, или главная церковь; 14. Троицкий монастырь; 15. Никольские ворота; 16. Губернаторский дом; 17. Иван Богослов — церковь, называемая так по имени одного святого; 18. Воскресенская церковь, или церковь Христа, изображенного на полотне 74; 19. Красные ворота, самые ближайшие к реке, со стороны Каспийского моря; 20. Волга, с другой стороны которой корабли насупротив города. В числе этих кораблей два сели на мель и совершенно сгнили от недосмотра некоего гамбургского уроженца, по имени Мейера, капитана корабля. Несколько выше есть еще пятнадцать других кораблей, прибывших в нынешнем году из Казани.

В этой местности стоит множество виселиц, а также и по другой стороне города, и на каждой из них по полдюжине совершенно обнаженных казаков, одежды с которых распроданы были на торге русскими, которые стащили оные с повешенных. Трупы повешенных от солнечного зноя почернели как смоль и отвратительны были на вид. Тех, которые повешены были ближе к городу, друзья их большею частью сняли с виселиц. Это были люди, к которым присоединилось несколько бунтовщиков и беглых русских из Астрахани и которые засели в одной местности, называемой Грачан, на реке того же имени, с тремя пушками и двумя знаменами; там-то осадили и окружили их, и они принуждены были сдаться на произвол победителей после шестнадцати дней осады и восьми храброй защиты и сопротивления. Случилось это 10 августа прошлого года. Большая часть побежденных были повешены на границах России, где они главным образом разбойничали; многие подверглись той же казни в Астрахани, кроме тридцати главных вожаков, которые отосланы были в Москву и там частию обезглавлены, частию тоже повешены. Жен же и детей их сослали в Казань.

Черкасский князь Альдридж-Хан-Болатович участвовал в этом походе во главе четырехсот татар своих с г-ном подполковником Лаврентием де Винем, швейцарцем, с тысячей человек русского войска, под начальством четырех обер-офицеров, и с пятьюстами стрельцами. Полк де Виня имел четыре пушки и две мортиры, а стрельцы — восемь пушек. Но эти последние прибыли уже тогда, когда местом завладели. Г-н де Винь сказывал мне, что во все время осады этого места в полночь слышался вой четырехсот — пятисот шакалов, или диких собак, невыразимо неприятный, и что после сдачи осажденных ни одного шакала уже не было ни видно, ни слышно.

Войска, стоявшие в настоящее время в Астрахани, состояли: из одного полка де Виня в тысячу человек, не считая офицеров, т. е. полковника, двух майоров, пяти капитанов, десяти поручиков, десяти прапорщиков. Сержанты и капралы считались в числе солдат; шестьсот стрельцов московских под начальством шести капитанов и двенадцати сержантов; еще три других полка стрельцов из местных жителей, каждый полк в триста человек, под начальством одного полковника, трех стольников как капитанов; из двух полков конных, каждый в пятьсот человек здешних русских, всего около трех тысяч пятисот человек. Полк де Виня имел тринадцать пушек, остальные полки — более или менее, по соразмерности.