Вот уж никогда не подумала бы, что придется рассказывать пр этот гадюшник столь почтенной публике как наши форумчане.)))

Но на помощь мне со справкой, как ни странно, пришла Википедидия.
(Небось какой сайгонщик и пристроил туда такую статью. Знаю я их.)))

Не так давно, еду в троллейбусе по центру, в окно уставилась. Встаю, чтобы выходить, вдруг один мужик так приветливо улыбается и говорит - "Привет!".
Конечно, киваю и приветливо улыбаюсь. Кто это - убей, не помню.
Видно мужик сообразил и говорит мне - "Сайгон".

И тут я вспомнила, что действительно, вроде раньше его видела там.
Но мы стали радостно ржать и вопить на весь троллейбус -- "Сайгон всегда Сайгон", "Сайгон бессмертен!". Народ, есстессно, оборачивается. Но, странно, многие тоже улыбались и тихонько хихикали в кулачек.

Так вот - краткая история Сайгона чуть ниже. [взломанный сайт]

Вот эта дверь с угла, ряд окон справа и три окна слева от двери, это и есть Сайгон.
(Фууу на него.)

В феврале этого года в музее А.А.Ахматовой в Фонтанном доме была презентация сборника "Сумерки Сайгона".
Вот маленький репортаж с этой призентации.)))

В небольшом зале музея было тесно и душно – почти как в «Сайгоне», постоянные посетители которого здесь собрались.

Вот только кофе – такой, как варили тогда на углу Невского и Владимирского, – ни в одном из сегодняшних кафе уже не найти…

Сайгон

Борис Гребенщиков

Детство прошло в Сайгоне,
Я жил, никого не любя...

                             Борис Гребенщиков

Можно увидеть меня быстро идущим проспектом
Рот мой брезгливо надут в глазах социальная грусть
Я направляюсь в кафе похмельным синдромом объятый
Стоя как лошадь в углу кофе с приятелем пить.

                            Евгений Вензель

Сайгон - Мекка семидесятников. Он был достаточно вместителен и поэтому не мог быть монополизирован одной компанией. Здесь было устойчивое ядро посетителей, которое обтекалось потоком относительно случайных для этого места горожан; это было кафе в строго социологическом смысле - не кабак, где сидят всегда одни и те же люди, и незнакомец чувствует себя неуютно, и не ресторан, где, как правило, каждый вечер ужинают новые люди. Социальная основа процветания Сайгона - общественная атмосфера, сгустившаяся после 1968 года. Возможности самореализации в официальной культуре становились все уже. Износившаяся тоталитарная машина все ленивее регулировала трудовую дисциплину и почти не вмешивалась в частную жизнь. Важно учесть и особенности Ленинграда, где интеллигентной молодежи было много, а достойных рабочих мест для нее - во много раз меньше, чем в Москве. Сайгон - чисто ленинградский феномен.

Сайгон пережил несколько периодов. До середины 70-х годов наиболее значимой для заведения была компания поэтов, познакомившихся в литературном клубе Дерзание при Дворце пионеров. Это были Евгений Вензель, Виктор Топоров и ставший позже теаральным режиссером Николая Беляк. К ним примыкали ученики этих трех сайгонских гуру - Геннадий Григорьев, Николай Голь, Лев Лурье, Елена Здравомыслова. Кроме этого, в Сайгоне постоянно бывал бет пуар тогдашнего литературного Лениграда - покоритель женских сердец Виктор Ширали, из Царского Села приезжал Борис Куприянов, постоянно присутствовал в Сайгоне Петр Брандт. Все они, кроме Виктора Топорова, который вскоре стал профессиональным переводчиком, не печатались.

Сайгон заменял неофициальным поэтам, поздним петербуржцам, как их позже назвал Топоров, и ресторан ЦДЛ, и концертную площадку. Здесь стихи читались, обсуждались, им выносился честный приговор. Параллельно литературной бытовала в заведении компания биологов. Главным здесь был очаровательный, блестяще образованный, похожий на Федора Протасова Николай Черниговский, сын директора Института физиологии, его друзья - Сергей Чарный и Иван Чежин. Постоянными посетителями были и однокурсники Топорова по филфаку, начинающие специалисты по истории символизма Александр Лавров и Сергей Гречишкин. К ним примыкал элегантный Леон Карамян, один из немногих тогда салоносодержателей, где он время от времени устраивал приемы с настоящим шотландским виски.

Несколько позже появился в Сайгоне Толя Ромм или, как его называли товарищи. Кит, один из самых обаятельных мужчин в городе, шармер и богема. Он имел многочисленные знакомства среди следующего поколения рок-музыкантов. Его приятелями были, в част- ности, Сергей Курехин и Борис Гребенщиков. К кругу Толи принад- лежали биологиня и эрудитка Катя Видре, фотограф Борис Смелов, это связано с увяданием Малой Садовой, где уже трудно было собрать с кем-нибудь на бутылку-другую.

Хочется начать: что такое Сайгон? Это топографическая точка на карте города. Более удачного места найти было невозможно. Когда Сайгон вошел в силу в начале 70-х годов, он не путем завоевания, а путем естественного расширения ареала, приобрел мороженицу на Владимирском, которую называли Придаток. Жигули - это другая стихия. Еще было заведение Гастрит, кафе-автомат на углу Рубинштейна, которое я принимал, но не до конца. Голодные сайгопчане могли за 40 копеек там поесть. Можно было поесть и самом Сайгоне, по там все было дороже, и тратились деньги, предназначенные для выпивки.

Сайгон был разным в разное время суток. Отчетливое утро - либо случайные посетители, либо такие люди, как я - с дикого похмелья, но никогда не похмеляющиеся, заходили просто кофе выпить. Это был один Сайгон, он еще был прибран, тихое место, можно было встретить знакомого.

Сайгон после 12. С середины 70-х годов он заполнялся книжными спекулянтами, которые скромно завтракали, по моим подсчетам, па треху, съедая два бутерброда с красной икрой, еще с чем-нибудь, пирожное добавляли, запивали чашкой кофе или даже брали еще стакан сока. Они делали перерыв между 12 и часом, а потом снова уходили стоять около Старой книги.

Потом воленс-ноленс Сайгон наполнялся мимоидущей публикой, которая там, натурально, пила кофе, часов до четырех. Потом был санитарный перерыв. Самый бедлам начинался после пяти, когда на фоне обыденной и случайной публики появлялись так называемые завсегдатаи. Фактически там было две толпы - пришлых и местных. Причем местные считали, что, употребляя здесь кофе каждый день, они имеют право получить его без очереди, и хотели это право использовать, чем, естественно, вызывали возмущение у публики. Возникали небольшие перебра.нки, которые кончались ничем. Это время продолжалось примерно до половины седьмого. Это что касается просто круговращения.

Какую ситуацию организовывал я, и зачем я туда ходил? Я туда ходил с несколькими целями. Первая: поскольку у меня данный мне матерью рубль был всегда, а сдав молочные бутылки, я мог прибавить полтинник, а то и копеек 75, то у меня было всегда по крайней мере рубля полтора. Мне нужен был компаньон, которого в последствии можно было превратить в собутыльника. То есть я приходил туда для того, чтобы напиться. Не стоять, а напиться. То есть у меня была какая-то цель.

Я считал себя потребителем Сайгона, но никак не деталью его убранства, каковым являлся основной наполнитель, из каких-то девиц, художников, лиц без определенных занятий и так далее.

Фактически все там было страшно люмпепизировано массой людей, любивших просто проводить там время. Это не плоды каких-то размышлений и тогда я думал не иначе. Или, начав в Сайгоне, закончить вечер все той же пьянкой, чтобы убить этот несчастный вечер. Или, встретив там, предварительно назначив свидание, какую- нибудь девицу, все равно напиться с ней, начав в Сайгоне, а потом найдя место для любовных утех. Я использовал его как некую площадку для дальнейшего развития и убития вечера.

Пчела #6 (октябрь 1996)

http://www.pchela.ru/podshiv/6/saigon.htm

НЕВСКИЙ ДО И ПОСЛЕ ВЕЛИКОЙ КОФЕЙНОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Из Интервью с Виктором Кривулиным

(известный питерский поэт)

Пчела: А где пили кофе?

В. К.: Первым местом, где поставили кофейные аппараты, был "Аэрофлот", кафе над кассами. С "Аэрофлота" началось "интеллектуальное общение". Его конкурентом, но без аппаратов, был "Норд" - в кафе "Север". В "Норде" собирались фарцовщики, в "Аэрофлоте" - студенты. Тем не менее это были как бы сообщающиеся сосуды. Третья точка такого рода был "Метрополь", где кофе варили вручную и подавали в кофейниках, как и в "Севере", но можно было выпить дешевый портвейн. В "Аэрофлоте" портвейна не было, зато делали "крутой" кофе. Небогатая публика оттуда году в шестьдесят первом частично переместилась в кафе "Экспресс" на углу Староневского и Суворовского. Тогда же открылось "Кафе поэтов" на Полтавской, где по субботам собирались литераторы.

Пчела: Стоит, наверное, упомянуть, что названия, которые вы употребляете, не имеют никакого отношения к "официальным".

В. К.: Разумеется, да официальных и не было. Интересной особенностью ленинградских кафе, что немало удивляло москвичей, являлась их анонимность, и это давало народу возможность фантазировать, которой он и пользовался.

Еще одним местом, ставшим действительно культурным центром, было кафе на Малой Садовой. Там даже выпускали книги - рукописные, естественно - поэтов, писателей, мистиков, религиозных деятелей - завсегдатаев кафе. Частенько на Малой Садовой я сталкивался с Бродским - "Сайгон" он любил меньше, по-моему, ему не слишком нравилась там атмосфера. Единственным неудобством "Малой Садовой" было отсутствие мест для сидения (в "Аэрофлоте", скажем, были кресла). Впрочем, там и встать негде было. В маленьком помещении, где продавали, кроме крепчайшего кофе, от которого "ловили кайф", торты и пирожные, люди часами простаивали у стойки, выдерживая укоризненные взгляды, иногда пинки, тычки в спину и т. д. Если было тепло, напившись кофе, отправлялись в садик неподалеку, там рождались всякие идеи, литературные журналы...

Пчела: А когда Вы сами стали ходить в подобные заведения?

В. К.: Ну, в "США" я захаживал лет с пятнадцати, в шестнадцать попал в "Кафе поэтов"...

Пчела: Интересно, а в таких кафе ели?

В. К.: Я, например, там обычно не ел. Кормились в других местах - в пельменных, дома. Приезжие ели, случайные люди... Культуры еды в Ленинграде, в отличие от Москвы, не было, не было мест, где могли нормально поесть. В "Сайгоне" лоток с едой стоял в самом углу, там всегда была меньше очередь. Люля-кебаб брали...

Пчела: Вот, наконец, мы подошли к "Сайгону".

В. К.: Да. "Сайгон" открылся году в шестьдесят четвертом - это было событие. Сначала его называли "Подмосковье", т. к. он находился под рестораном "Москва", который и выделил низ под кулинарию. Потом, когда слово "Сайгон" не сходило с газетных полос, к кафе приклеилось это название. В "Сайгоне" было семь или восемь кофейных аппаратов, там вечно стояли очереди. Он сразу стал пользоваться популярностью, во многом благодаря удачному расположению. По легенде, сначала "Сайгон" был расписан замечательным художником-абстракционистом Евгением Михновым, который изобразил на кафельных стенах каких-то пародийно-народных петухов. В "Сайгон" приходили люди и стояли, попивая кофе, минут сорок, час... Некоторые, например, Евгений Вензель, приходили туда, как на работу - с утра до вечера. Поначалу были столики, за которыми сидели, но потом их заменили, и сиденьями служили разве что подоконники. Приносили с собой портвейн, распивали вместе с кофе... На это, как и на курение, смотрели сквозь пальцы.

Пчела: А что курили?

В. К.: Кстати, интересный вопрос. Вообще, можно обозначить волны. В конце 50-х многие курили албанские сигареты, ароматные, пряные и дешевые, с шестьдесят первого стали курить болгарские, вроде "Родопи", и кубинские сигареты и сигары, например, "Легерос". Были как бы две культуры, одни курили болгарские - таких было большинство, другие - "Беломор". Некоторые предпочитали дешевый и крепкий "Памир". В конце 60-х началась борьба с курением в помещениях, но курили все равно, хотя иногда штрафовали. Впрочем, особых притеснений не было.

Пчела: Каков был контингент "Сайгона"?

В. К.: Там, кроме богемы, собирались фарцовщики, "книжники" (совсем рядом, на Литейном, находился главный городской черный рынок), уголовники разного рода. Костяк тогдашней мафии составляли "немцы" - немые. Они готовы были убить любого рублей за триста. Убивали, по слухам, в электричках. Помню, как-то, когда меня в очередной раз забрали органы, мне сказали: "Вы постоянно бываете в "Сайгоне", а там, по нашим сведениям, готовится 70 процентов преступлений центральных районов!" Думаю, может, и больше...

Пчела: А КГБ "Сайгон" часто беспокоило?

В. К.: Гэбэшники имели интерес к этому заведению и поэтому не прикрывали его - так было удобней. Стояли, как все, пили кофе... Захожу, скажем, встаю рядом с человеком - и вспоминаю его лицо - он у меня на обыске был...

Пчела: Боялись КГБ?

В. К.: Да нет, в общем, нет, страха не было... Была даже какая-то романтика - опасности, приключения. Весело было... Устраивались драки, дуэли. Все знали, что, скажем, сегодня в полдень Ширали дерется с Вензелем. Приходили посмотреть.

Пчела: После "Сайгона" что-нибудь появилось?

В. К.: Ну, в начале семидесятых некоторые посетители "Сайгона", которым уже обрыдло там стоять (в их числе был и я) стали перемещаться, например, в ресторан Дома актера - там были белые скатерти, дешевый кофе, можно было прийти, образно говоря, в белом пиджаке и сидеть, курить...

Пчела #6 (октябрь 1996)

http://www.pchela.ru/podshiv/6/coffee.htm