Усиление антиклерикализма

На протяжении веков наблюдатели видели в Америке исключение из европейской посылки о том, что современность приносить с собой секуляризм. «Нет ни одной страны в мире, где христианская религия сохраняет большее влияние на души людей, чем в Америке», — писал де Токвиль. А Сеймур Мартин Липсет (Seymour Martin Lipset) в своей изданной в 1996 году книге American Exceptionalism: A Double-Edged Sword (Обоюдоострый меч американской исключительности) процитировал Маркса, который назвал Америку «исключительно религиозной страной», а затем заявил, что Маркс прав по сей день. Америка, писал Липсет, остается «самой религиозной страной в христианском мире».

Сегодняшние консерваторы часто называют себя защитниками такой религиозной исключительности от якобы антиклерикальных позывов Обамы. Выступая в 2011 году на форуме кандидатов в президенты, Гингрич заявил: «Хотя наш нынешний президент как минимум четыре раза умудрился избежать объяснений о том, что мы по-особому вознаграждены нашим создателем, факт остается фактом: американскую исключительность отличает то, что мы единственный известный мне из истории народ, который говорит, что власть исходит непосредственно от Бога».

Однако та исключительная американская религиозность, которую стремится отстаивать Гингрич, во многом уже стала артефактом прошлого. Если в 1972 году доля американцев без какого-либо вероисповедания и конфессиональной принадлежности составляла 5%, то сегодня она увеличилась до 20%. А среди американцев моложе 30 лет таких людей каждый третий. По данным исследовательского центра Pew, среди родившихся после 1980 года американцев на 30% меньше, чем среди людей старшего возраста, тех, кто может сказать: «Религиозная вера и ценности очень важны для успеха Америки». Молодые американцы не просто ходят в церковь реже своих родителей. Они ходят туда гораздо реже, чем молодежь в прошлом. «Американцы, — отмечает центр Pew, — по мере прохождения жизненного цикла в целом не становятся более верующими». А это значит, что упадок религиозности в Америке превратится в ее усиление, когда рожденные после 1980 года состарятся.

Однако американцы все равно гораздо больше европейцев готовы подтверждать важность Бога в своей жизни (правда, среди молодежи эта разница небольшая). Но когда разговор переходит с веры в Бога на связь с церковью, прославленная религиозная исключительность Америки просто исчезает. Согласно базе данных мировых религий (World Religion Database), в 1970 году избегавших отождествления с какой бы то ни было религией европейцев было на 16 с лишним  процентов больше, нежели американцев. К 2010 году эта разница сократилась менее чем до половины процента. По данным центра Pew, хотя сегодня американцы чаще немцев и французов подтверждают свою религиозную принадлежность, они делают это реже, чем итальянцы и датчане.

Еще любопытнее причины таких перемен. Многие американцы отказывающиеся говорить о своей религиозной принадлежности, не являются ни атеистами, ни агностиками. Большинство из них молятся. Иными словами, американцы не отвергают религию и даже христианство. Они отвергают церковь. Это объясняется разными причинами. Как отмечает в своей книге «After the Baby Boomers» (После беби-бума) Роберт Вутноу (Robert Wuthnow) из Принстона, холостые и бездетные обычно посещают церковь реже, чем женатые родители. Женщины, работающие вне дома, тоже ходят в церковь реже, нежели домохозяйки. Это означает следующее. Поскольку сейчас женщины выходят замуж позднее, позже рожают детей и больше работают вне дома, то вполне логично, что показатели посещаемости церкви снижаются.

Невмешательство

Если поборники американской исключительности видят в религии одну из линий раскола между Старым и Новым светом, то второй линией раскола они считают особую миссию Америки за рубежом. «Я считаю, — заявил в 2011 году Ромни, — что мы исключительная страна с уникальным предназначением и ролью в мире … ролью великого поборника человеческого достоинства и человеческой свободы». По мнению многих вашингтонских консерваторов, такое уникальное предназначение Америки в мире накладывает на нее не менее уникальные обязанности. Мы не можем стоять в стороне, когда торжествует зло. Но это также дает Америке уникальные привилегии. Мы никак не связаны мнениями других. Как отметил в 2004 году Джордж Буш в своем послании конгрессу, Америка не нуждается в разрешениях других стран на самозащиту и на выполнение своей миссии в мире.

Но молодые американцы в гораздо меньшей степени одобряют эту исключительную роль Америки в мире, нежели люди более зрелого возраста. Они хотят, чтобы Америка проявляла меньше активности за рубежом, а проявляя такую активность, больше согласовывала ее с другими. Так, американцы моложе 30 лет на 23% чаще более старших американцев говорят о том, что Соединенные Штаты должны принимать во внимание интересы своих союзников, даже если это подвергает опасности их собственные интересы. Они на 24% благожелательнее относятся к ООН, нежели американцы старше 50 лет. Это самая большая разница между возрастными группами из числа 17 стран, где центр Pew проводил свои опросы. Как и в вопросах религиозной принадлежности, в этом вопросе разница между американцами и европейцами с возрастом увеличивается. Согласно данным опроса центра Pew за 2011 год, американцы на 29% чаще британцев считают, что их стране не нужно разрешение ООН на начало войны. Но среди респондентов моложе 30 лет такая разница составляет всего восемь процентов.

Если бы молодые американцы просто отдавали предпочтение принципу многосторонности в международных отношениях отказываясь от односторонности, то этот сдвиг не был бы столь основательным. Однако по мнению консерваторов, исключительная роль Америки в мире связана не только с тем, что мы делаем за рубежом. Наши действия за пределами страны это выражение нашей веры в самих себя. Не случайно манифест из предвыборной кампании Ромни был озаглавлен «Никаких извинений. Верь в Америку». Это был такой выпад по поводу предполагаемой склонности Обамы извиняться за американские проступки и ошибки на мировой арене. По словам Лоури и Поннуру, Обама создает угрозу американской исключительности, потому что он угрожает «уверенности Америки в своем цивилизационном предназначении».

Но какими бы важными ни были эти долгосрочные тенденции, ими никак нельзя объяснить то, почему так резко происходит отказ от идеи об исключительной роли Америки в мире. Для получения дальнейших разъяснений мы должны обратиться к Джорджу Бушу.

Со времен работ Карла Мангейма (Karl Mannheim), вышедших в 1920-е годы, социологи отмечают, что наибольшее влияние на человека оказывают события, произошедшие в его юности, когда ему чуть меньше или чуть больше 20 лет, то есть, когда он начинает жить отдельно от родителей, однако его собственный образ жизни и мировоззрение еще не сложились. У большинства родившихся после 1980 года американцев эти годы становления совпали с периодом президентства Буша. И молодые американцы взбунтовались против его представлений об агрессивной, ничем не стесненной роли Америки в мире, которые нашли яркое отражение в иракской войне.

На самом деле, молодые американцы вначале поддерживали вторжение в Ирак больше, чем население страны в целом. Но их разочарование оказалось намного сильнее. В период с 2002 по 2008 год количество американцев старшего возраста, поддерживавших войну в Ираке, снизилось на 15%. А вот среди американцев моложе 30 лет это снижение составило целых 47%. Выступая против войны, молодые американцы одновременно выступили против представлений Буша об исключительности Америки с ее уникальным бременем и привилегиями. Более того, они выступили против часто сопровождающего такие представления патриотизма с горделивым битьем себя в грудь и лозунгами типа «Мы первые». В 2004 году комик Джон Стюарт (Jon Stewart), чье комедийное шоу в тот год привлекло больше молодых зрителей, нежели любая другая программа на кабельном телевидении, опубликовал книгу America (The Book) (Америка, та самая книга), в которой, по словам одного рецензента, «ни один аспект нашего горделивого патриотизма не является настолько священным, чтобы не положить его на алтарь иронии». На следующий год коллега Стюарта Стивен Кольбер (Stephen Colbert) запустил сатирическую передачу The Colbert Report, в которой он периодически появлялся голый, завернувшись в американский флаг. По данным центра Pew, с 2003 по 2011 год число американцев, называющих себя «очень патриотичными», сократилось  менее чем на 3% среди людей старшего возраста, но более чем на 10% среди молодежи моложе 30 лет.

Такой настрой против исключительности во внешней политике, как и против организованной религии, несомненно помог Обаме в его политической карьере. Если бы он не выступил против войны в Ираке, которая затем превратилась в катастрофу, вряд ли бы он выиграл номинацию Демократической партии, не говоря уже о президентстве. Среди антивоенных избирателей он обошел Джона Маккейна на 54 пункта. Однако избрание Обамы в большей степени стало результатом ослабления американской исключительности, нежели его причиной. Если какой-то президент и виновен в ожесточении общества против идеи о том, что Соединенные Штаты могут играть на мировой арене по собственным правилам, то это Буш. И в этом ему помогли те самые консервативные политики и аналитики, что сегодня оплакивают закат американской исключительности.

Американцы правы, беспокоясь насчет того, что Америка уже не является исключительной в экономическом плане. Многочисленные исследования указывают на то, что направленная вверх мобильность в Америке сегодня встречается реже, чем в большинстве стран Европы. Но хотя исключительная экономическая мобильность Америки это в основном миф, многие американцы старшего поколения по-прежнему в него верят. А вот отношение молодежи напротив, все больше соответствует реальности. Согласно данным опроса центра Pew за 2011 год, среди молодых американцев по сравнению со зрелыми людьми на 14% больше тех, кто говорит, что богатые в Америке стали богатыми от того, что они «знают нужных людей или родились в богатых семьях», чем тех, кто объясняет это «трудолюбием, амбициями и образованием». Говоря об отсутствии экономической мобильности в США, молодые американцы проявляют то самое классовое сознание, которого в Америке предположительно не существует. В 2011 году центр Pew попросил американцев отнести себя либо к категории  имущих, либо к категории неимущих людей. Среди американцев старшего возраста назвавших себя «имущими» оказалось на 27% больше, чем «неимущих». А вот молодые американцы с преимуществом в 4% отнесли себя к «неимущим». Согласно сценарию исключительности, все американцы должны считать себя средним классом вне зависимости от своего реального состояния и экономических возможностей. Люди более старшего возраста именно так и думают. Согласно данным опроса центра Pew за 2012 год, они на 43% чаще относили себя к среднему классу, нежели к низшему. А вот среди американской молодежи процент назвавших себя средним и низшим классом был практически одинаковый.

И окончательно расправляясь с концепцией исключительности, молодые американцы проявляют больше интереса к «социализму», хотя непонятно, что они под этим подразумевают. Согласно данным опроса центра Pew за 2011 год, среди американцев старше 30 лет предпочитающих капитализм социализму на 27% больше. А вот среди тех, кто моложе 30, соотношение хоть и с небольшой разницей, но в пользу социализма. По сравнению с американцами старшего возраста молодежь на 36% чаще отдает предпочтение большей доле государственного участия, когда государство предоставляет больше услуг.

Поскольку молодежь взрослеет, американцы в целом все реже говорят об исключительности Америки в классовом отношении, как и о ее исключительной экономической мобильности. В период с 1988 по 2011 год число американцев, относящих себя к категории «неимущих», удвоилось. Если раньше их было каждый пятый, то сейчас каждый третий. В 1988 году американцы с годовым доходом менее 30 тысяч долларов на 18% чаще называли себя «имущими». К 2011 году даже с поправкой на инфляцию ситуация стала прямо противоположной. Самые бедные американцы с таким уровнем доходов на 15% чаще называют себя «неимущими».

Все это заставляет задать другой вопрос, на который следовало бы найти ответ консервативным сторонникам американской исключительности: откуда такое мощное усиление неравенства? Почему пресловутый 1% американцев, которому в середине 1970-х принадлежало примерно 11% национального дохода, сегодня более чем удвоил это показатель? Конечно, отчасти это объясняется глобализацией и современными технологиями. Если вы американец, занимающийся ручным трудом, вы конкурируете с низкооплачиваемыми работниками со всего света, не говоря уже о станках и машинах. Такой уровень конкуренции несколько десятков лет назад был просто немыслим. Эта конкуренция приводит к снижению зарплат у американцев без дипломов о высшем образовании, а также увеличивает разницу между богатыми и бедными.

Но глобализацией и современными технологиями невозможно объяснить то, почему неравенство в Америке настолько сильнее, чем в Европе, где действуют те же самые движущие силы. На самом деле, если ликвидировать государственную политику налогообложения и расходов, то неравенства в Америке будет столько же, как в Швеции, Норвегии и Дании, и чуть-чуть меньше, чем в Финляндии, Германии и Британии. Америка может претендовать на звание ведущей западной страны с самым высоким уровнем неравенства лишь в том случае, если учитывать политику правительства. А это значит, что в то время как глобализация и технологии усиливают неравенство повсюду, больше всего они усиливают его в США, потому что в сравнении с Европой Соединенные Штаты перераспределяют меньше денег от богатых к бедным.

Но вернемся к консерваторам, ведь это их лидеры — Рональд Рейган в 1980-х, Ньют Гингрич в 1990-х и Джордж Буш в 2000-х — проталкивали те меры, которые способствовали усилению неравенства. В середине 1970-х самая высокая налоговая ставка федерального правительства на стабильный доход составляла 70%, а самая высокая ставка налогообложения на доходы от долгосрочного капитала равнялась почти 40%. Когда Буш покидал свой президентский пост, налоговая ставка на стабильный доход сократилась до 35%, а на доходы от долгосрочного капитала до 15%. (При Обаме она снова поднялась: почти до 40% на стабильный доход и до 20% на доходы от долгосрочного капитала для лиц, получающих более 400 тысяч долларов.) Такие колоссальные сдвиги в налоговой политике удалось частично компенсировать за счет расходов на борьбу с бедностью, которые с 1970-х годов существенно выросли, в основном из-за резкого увеличения расходов на здравоохранение, приведшего к значительному удорожанию программы бесплатной медицинской помощи неимущим и малоимущим Medicaid. Но даже если учитывать эти увеличения, Америка все равно борется с неравенство намного пассивнее, нежели другие передовые демократии.

Разворот на 180 градусов

Но во всех трех аспектах эта негативная реакция на самом деле дает повод для надежды. Она вряд ли полностью восстановит веру общества в уникальные достоинства Америки, но она может остановить и развернуть в обратном направлении некоторые из тех тенденций, что ослабляют такую веру.

Начнем с религии. Для кого-то отход от религиозной принадлежности является пугающим отходом от американской традиции. Но может оказаться так, что именно такой вызов нужен американскому христианству.

На протяжении всей истории американская религия получала огромную пользу от своей самостоятельности и независимости от государства. Но в последние десятилетия эта независимость ослабевает. Религиозные правые превратились в крыло Республиканской партии, возглавляемое воротилами от политики, которые говорят библейскими фразами, но действуют политическими методами. В ответ на это многие молодые американцы начали по воскресеньям голосовать против Великой старой партии, отказываясь ходит в церковь.

Такое отчуждение встряхнуло религиозных лидеров, благодаря чему появились готовность и желание разорвать разлагающую связь между церковью и узкопартийной политикой. «Когда я говорю с соседями и с незнакомцами, и рассказываю им, что изо всех сил стараюсь следовать за Иисусом, их первые мысли обо мне имеют политический характер: они воображают, что я не думаю об окружающей среде, что я поддерживаю войну в Ираке, что я выступаю против абортов …. Вот что они ассоциируют с моей верой», — писал протестант Дэвид Куо (David Kuo), работавший на Ральфа Рида (Ralph Reed) (политический и религиозный деятель, функционер Республиканской партии, советник предвыборного штаба Джорджа Буша-младшего – прим. перев.), Джона Эшкрофта (John Ashcroft) (губернатор, сенатор, член Республиканской партии, генеральный прокурор США в период президентства Джорджа Буша – прим. перев.), Уильяма Беннета (William Bennett) (американский консервативный политик и политолог, возглавлял антинаркотическое ведомство при Джордже Буше – прим. перев.) и Джорджа Буша. Осознание этого вызвало у Куо такую большую тревогу, что он в 2006 году написал на эту тему книгу, в которой заявляет: «Христианам пора временно сделать шаг в сторону от политики и отвернуться от ее соблазнов».

Желая видеть более умеренную и согласованную внешнюю политику, молодые люди вспоминают о мудрости и здравом смысле более ранней эпохи. После болезненной и дорогостоящей войны в Корее в 1950-х годах Дуайт Эйзенхауэр выступил с предостережением о том, что если Америка будет отправлять войска для противодействия каждому наступлению коммунистов, то она подорвет свою экономическую мощь и ослабит свой демократический характер, превысив пределы своих возможностей. Сегодня американская молодежь это та возрастная группа, которая наиболее болезненно относится к финансовым и моральным издержкам продолжения масштабной войны Буша с террором, выступая за сокращение численности армии и расходов на нее, а также скептически относясь к ничем не сдерживаемой государственной электронной слежке. Страх Эйзенхауэра перед перенапряжением сил заставил его выступить против отправки американских войск во Вьетнам. Сегодня молодые американцы с вероятностью на 30% больше людей старшего возраста настроены против развязывания войны США против Ирана. 

В основе таких воззрений на более умеренную внешнюю политику лежит более умеренная оценка самой Америки. Такая умеренность консерваторам типа Лоури и Поннуру может показаться «утратой веры в цивилизационное предназначение. Но и здесь тоже американская молодежь обращается к адекватным оценкам прежних времен. В 1947 году, когда политики проводили все более жирные линии между добродетелями американской демократии и злобностью советского тоталитаризма, Джордж Кеннан (George Kennan) (американский дипломат, политолог и историк - прим. перев.), сказал слушателям Национального военного колледжа: «Где-то в глубине у каждого из нас скрывается немного тоталитаризма». Кеннан и его единомышленники из числа интеллектуалов XX века, такие как Уолтер Липпман (Walter Lippmann) и Рейнгольд Нибур (Reinhold Niebuhr), считали, что американская политическая система лучше советской. Однако они довольно парадоксально утверждали, что лучше она от признания собственной погрешимости. В отличие от СССР, Америка ограничивает своих лидеров рамками и системой закона, который не дает им права на ничем не стесняемые действия, как бы сильно они ни были убеждены в своих добрых намерениях. Те же самые мысли подвигли США на поддержку идеи создания таких институтов как ООН и НАТО, благодаря чему малые страны получили определенное право голоса и возможность высказываться по поводу поведения и действий Америки, а США обрели некую меру легитимности среди своих союзников, чем никогда не обладал СССР.

В молодости Липпманн и Нибур стали свидетелями того, как две мировоззренческие концепции эпического масштаба — мечта Вудро Вильсона о «войне, чтобы закончить все войны» и социалистическая мечта о революции, чтобы положить конец классовому гнету — закончились плохо. Разочарование этих интеллектуалов в политических крестовых походах пробудило в них понимание того, насколько важно создавать препятствия, мешающие Америке делать зло, а не просто поощрять ее предположительно врожденную склонность творить добро. Наверное, молодые американцы, насмотревшись в годы своего взросления, как эпическая концепция Буша после 11 сентября порождает ложь, жестокость и крах государств, а хваленая капиталистическая система скатывается в финансовый кризис, по-своему стали оценивать американскую погрешимость. Будем надеяться, что это так, ибо, как это виделось Липпманну и Нибуру, лучший способ обеспечить Америке исключительность на будущее — это помнить (не как помнят хищнические империи прошлого), что мы не являемся лучше всех от рождения.