Менее чем через полгода Владимир Путин будет триумфально переизбран главой российского государства. Эксперты, наблюдающие за отечественной политической жизнью, дают диаметрально противоположные оценки следующим шести годам: от рассказа о практически неизбежных реформах до сценария полной социально-политической катастрофы. Какой из прогнозов окажется ближе к истине, сейчас не знает никто. Однако мне хотелось бы сосредоточиться на несколько ином аспекте.

Пятый срок Владимира Путина на вершине российской властной иерархии (кто-то сомневается, что он оставался в подобной позиции и в 2008–2012 гг.?) выглядит особенным потому, что потенциально открывает период транзита, который, на мой взгляд, будет не быстрым, но необратимым. Я не принадлежу к числу тех, кто предвкушал новый общественный консенсус уже в 2009 году или со скепсисом относился к шансам режима пережить 2014-й. Однако у меня мало сомнений в том, что после 2024 года российская политическая конфигурация наверняка обязана радикально обновиться под воздействием изменения восприятия элитами ближайшего будущего.

Какая задача больше всего заботит национального лидера в этом контексте? Развитие страны и процветание населения занимают, я убежден, почетное первое место, но с конца списка; начальные же пункты несомненно связаны с обеспечением личной безопасности, сохранением накопленных им и его приближенными состояний и недопущением сценария, разрушающего то государство, которое на протяжении долгих лет старательно превращалось в их собственность. И естественно, шесть лет будут посвящены поиску оптимального ответа на эти вызовы — ответа, которого пока нет.

Какие обсуждаются варианты?

Три сомнительных пути

1. Преемничество. Это самый традиционный ответ на формальные конституционные ограничения. Его сегодня рассматривают как наиболее вероятный сценарий, однако есть ряд оснований сомневаться в его эффективности. С одной стороны, преемник «образца 2024 года» будет, в отличие от 2008-го, настоящим преемником, а не банальным местоблюстителем. Он может оказаться чрезмерно «слабым», и тогда давно изношенная система пойдет вразнос, чего стоило опасаться в 2001 году. Он может быть также излишне амбициозным, что запустит «войну всех против всех» среди людей, единственным достоинством которых является внимание предшествующего лидера. Наконец, он может захотеть создать новый олигархат и потому станет не гарантом спокойствия, а, скорее, наоборот. С другой стороны, я не знаю в истории ни одного случая, когда уход авторитарного вождя от власти не сопровождался бы скорым крахом режима, лавры создателя которого, как давно уже выяснено, быстро увядают и не передаются по наследству. В современном Китае или в Бразилии эпохи военной диктатуры прочность режима обусловливалась именно механизмом ротации, которого в России как раз и нет. Поэтому такой вариант кажется мне самым рискованным и наименее перспективным.

2. Конституционная реформа. Речь о «переучреждении» России как парламентской республики (за что ратует, например, Михаил Ходорковский). Такой вариант снимает проблему преемственности и позволяет Путину находиться у власти до конца своих дней (или до каких-то неожиданных революционных событий). На мой взгляд, он гораздо более вероятен — по крайней мере, именно такая «схема» исторически реализовывалась в большинстве авторитарных режимов ХХ века — от европейских Испании и Португалии до африканских периферийных диктатур (и многих постсоветских республик с их елбасы и аркадагами). Я бы оценивал вероятность таких перемен в 2024 году как заведомо превышающую 50% — и они вполне могут быть реализованы после думских выборов 2021 года. Однако этот сценарий не снимает фундаментальной проблемы — практически неизбежного всплеска турбулентности после «окончательного ухода» национального лидера, каким бы такой уход ни оказался. Уровень неопределенности в случае его реализации будет только расти, что совершенно не отвечает интересам путинского окружения. Поэтому он тоже не будет рассматриваться в качестве идеального значительной частью современного отечественного политического истеблишмента.

3. «Общественное примирение». Я имею в виду вариант с «пактом Монклоа», давно идентифицирующимся у нас с Е. Гонтмахером. Однако и этот путь просматривается плохо: для такого «пакта» нужны как минимум несколько условий: мощная и организованная оппозиция; значительная часть общества, которая осознанно поддерживает прежний режим; четкое понимание сторонами, что прежние вожди уходят на покой (как это было в Польше или Чили) или уже пребывают на небесах (как в случае Испании). Лично я сильно сомневаюсь и в том, что через семь-восемь лет продолжения нынешнего движения в России сформируется серьезная оппозиция, и в том, что путинизм имеет такое большое количество искренних сторонников, что они смогут составить противоположный лагерь. Договариваться будет банально некому и не с кем, не говоря уже о том, что даже не о чем. Опять-таки и Монклоа, и польский «круглый стол» стали возможны при наличии значимых внешних по отношению к договаривающимся сторонам авторитетов: в Испании таким был король, в Польше – подталкивавший коммунистические власти к большей гибкости московский «старший брат». И самое важное: в относительно недалеком прошлом должно иметься событие, когда-то расколовшее общество (гражданская война, коммунистический переворот, etc.), а в России на старте нынешнего режима ничего такого не было.

Что же мог предпринять Кремль, если бы он «жил в этом мире» и искренне задумывался о перспективах как самой страны, так и нынешней правящей группы?

Четвертый путь

О варианте, который представляется мне наиболее разумным, заставляют задуматься события самого последнего времени, а именно примечательный «губернаторопад» осени 2017 года.

Россия — по крайней мере формально — является федерацией, состоящей из 85 субъектов. Это одна из самых экономически разнородных федераций в мире: разрыв в подушевом региональном продукте между Ненецким автономным округом и новоприбывшим Севастополем сегодня превышает… 50 раз. При этом федеральный центр довольно жестко управляет территориями через полностью централизованные силовые органы, бюджетные субвенции и унифицированную налоговую систему, центральным элементом которой являются налог на добычу природных ресурсов и таможенные пошлины. Степень свободы регионов не слишком велика, но в то же время их интересы намного более конкретны и формализованы, чем интересы отдельных социальных слоев и тем более политических партий и движений. И мне кажется, что если что-то и может стать гарантией не только мягкого перехода страны от нынешнего режима к чему-то новому, но и сохранения значительных элементов status quo, то это обновленный российский федерализм.

Я не замахиваюсь на радикальные реформы; достаточно начать с малого — с изменений нынешней системы управления. В последние годы Кремль послал в регионы столько дискредитировавших себя (и его) назначенцев-«варягов», что стоило бы поменять тактику. С одной стороны, можно допустить к выборам глав субъектов ряд оппозиционных политиков, представляющих — по их мнению — федеральный уровень. Часть таких кампаний может оказаться успешной — и чудесно: пусть Владимир Рыжков едет на Алтай, а Олег Шеин — в Астраханскую область. С другой стороны, на местах есть много перспективных лидеров, и им стоит дать сигнал: пусть Евгений Ройзман выиграет выборы в Свердловской области, а Лев Шлосберг — в Псковской. Став губернаторами, все эти люди (и десятки других, нам пока неизвестных) вступят между собой и с центром в сложнейшие финансово-бюрократические отношения, создавая в итоге «инфраструктуру» для большого и конструктивного торга как между Москвой и окраинами, так и между собой. Это станет идеальным фоном для того, чтобы центр не столько вышел из игры, сколько перестал восприниматься как сосредоточение всего и хорошего, и плохого.

Стоит заметить, что и в России, и в других европейских странах революции и массовые движения всегда стартовали в столицах. И если власть хочет уменьшить существующие для нее угрозы, она должна сделать все, чтобы «сослать политику в регионы». Сегодня центр не любят как начальника; его главной задачей является поэтому превратиться в арбитра. Наивно проводить параллели между колониальным по сути Советским Союзом и поселенчески раздвинувшей свои пределы Россией: распад государства сейчас исключительно маловероятен (а уход, например, Чечни или Тувы стал бы лучшим, что они могут сделать для страны). Ослабление директивного давления центра ни в коей мере не снизит его авторитета; не ослабит, а усилит центростремительные тренды.

Соответственно, можно будет переформатировать Совет Федерации, сделав его основной по значимости палатой наподобие американского сената. Не меняя принципа его формирования, можно превратить его именно в ту площадку, где будет происходить торг между регионами (и доминирующими в них финансово-промышленными группами) и между ними и центром. Конкурентная борьба между субъектами сделает намного больше для экономического прогресса, чем любые «технократические» инициативы современных чиновников. Сместятся центры власти; обесценится роль неизвестного пока «первого лица»; политический «пар» будет спускаться не только в Москве; окажется разорван слишком уж очевидный «линк» между богатством и верховной властью, ныне все более раздражающий граждан.

Я глубоко убежден, что подлинной гарантией  безопасности современной российской элиты является рассредоточение власти и создание массы сдержек и противовесов, которые радикально сместят и акценты политической борьбы, и точки приложения усилий отдельных политиков. Более того, подобная реформа может быть представлена как такой шаг вперед в развитии страны (и действительно будет им являться), что сможет перечеркнуть значительную часть негатива, накопленного в обществе к власти.

* * *

Времени для реформы более чем достаточно. После победы Владимира Путина на президентских выборах самое время устроить первый «прогон» постановки на выборах в регионах, куда отправились смелые ныряльщики (но не в Москве). Несколько удач на таких выборах увлекут всех ведущих оппозиционеров на «майнинг» губернаторских постов, что опять-таки снизит давление в Москве и Петербурге. В 2021 году партия власти, очистившись от части чиновников и укрепившись теми своими сторонниками, кто прошел «обкатку» в региональных кампаниях, вновь победит на думских выборах, что «перекинет мостик» уже за 2024 год. Все это создаст совершенно иную структуру управления, снизит влияние противостоящих группировок в федеральной элите, сохранит за нынешним президентом реноме «учредителя страны» и свяжет его наследника массой сдержек и обязательств. Только мирно «растворившись» в течение пятого срока правления своего «прирожденного государя» в новой политической системе, путинская элита способна будет вжиться в реалии современного мира.

Источник:  Интернет-проект Сноб.