Вместе с тем, как заметил С. В. Мироненко, нельзя сводить рассмо-
трение сочинений иностранных авторов только к оценкам справедли-
вости или несправедливости их общих суждений и подозревать их в
неискренности и злонамеренности2. Для нас их сочинения интересны
тем, что посторонний наблюдатель часто замечал те явления обыден-
ной жизни, над которыми русский человек обычно не задумывается,
давал им оценку с нетрадиционной точки зрения. Благодаря их свиде-
тельствам, мы сегодня можем более зримо представить повседневную
жизнь русского человека, увидеть некоторые детали, не всегда различи-
мые в дымке прошлого.
   До сего дня не устарела оценка, которую дал иностранным сочинени-
ям о России В. О. Ключевский: «Нравственный быт и характер русских
людей того времени должен был казаться иностранному наблюдателю
слишком странным, слишком несходным с его основными понятиями
и привычками, чтобы он мог отнестись к нему с полным спокойствием,
взглянуть на него не со своей личной точки зрения, а со стороны тех исто-
рических условий, под влиянием которых слагался этот быт и характер.
   Незнакомый или мало знакомый с историей народа, чуждый ему по
понятиям и привычкам иностранец не мог дать верного объяснения
многих явлений русской жизни, часто не мог даже беспристрастно оце-
нить их; но описать их, выставить наиболее заметные черты, наконец,
высказать непосредственное впечатление, производимое ими на непри-
вычного к ним человека, он мог лучше и полнее, нежели люди, которые,
приглядели к подобным явлениям и смотрели на них со своей домаш-
ней, условной точки зрения»3.

   Особое место в иностранных сочинениях о России занимает Нов-
город. Расположенный на северо-западных рубежах русских земель,
на пересечении торговых путей, он уже в древности находился в поле
пристального внимания европейцев. Через него пролегали дороги куп-
цов, дипломатов, путешественников, ученых, для которых знакомство с
далекой загадочной Московией и ее культурой начиналось с Новгород-
ских земель. Значение Новгорода в сношениях с Западом было столь
велико, что в начале XVI в. некоторые западноевропейские картографы
называли его, а не Москву главным городом Российского государства4.

Преувеличивает он и свирепость новгородских морозов, от которых
лопаются деревья, а вода в горшке, поставленном на огонь, кипит с одной
стороны и замерзает с другой. После него многие путешественники, по-
бывавшие в Новгороде, стремились поразить воображение читателей ка-
кими-то чудесами. Средневековый Новгород был для европейцев частью
далекой и загадочной Московии, интерес к которой для них всегда носил
привкус экзотики. Поэтому в их описаниях наряду с достоверными фак-
тами присутствовали фантазии и вымысел. Так, итальянский историк-
гуманист Паоло Джовио (Павел Иовий) считал, что «в Новгороде царит
почти вечная зима и тьма весьма продолжительных ночей, но во время
солнцестояния там стоит почти непрерывный солнечный жар и зной».
Дубровницкий дворянин Франциск Гундулич писал о несметном количе-
стве лягушек и пауков, которых новгородцы держат в своих домах.
В XV в. Новгород и его владения появляются на европейских гео-
графических картах. Названия «Новгород» и «Ногардия» картографы
и географы того времени относили не только к самому городу, но и ко
всем новгородским землям и даже всему Русскому государству8.
   Весть о подчинении Новгорода Москве довольно быстро распро-
странилась даже в отдаленных уголках Европы. Об этом свидетельству-
ют сочинения венецианского купца Иосафата Барбаро, венецианского
дипломата Амброджо Контарини и служившего при папском дворе
голландца Альберто Кампенезе. Сами они в Новгороде не были, но
знали, что этот «громаднейший город», который раньше «управлялся
народом», теперь покорился великому князю. По мнению Кампенезе,
Новгород прежде находился во власти Литвы. Возможно, эту ошибку
он заимствовал у поляка Матвея Меховского, который писал, что «Нов-
город был владением великого княжества Литовского».
   Первым подробным систематическим описанием Московского госу-
дарства стали «Записки о Московитских делах» имперского дипломата
Сигизмунда Герберштейна, побывавшего в Московии в 1517 и 1526 гг.9.
   В своем сочинении Герберштейн зафиксировал политический статус от-
дельных земель и городов, прежде всего тех, которые были присоединены
к Московскому государству в конце XV в. Особенно подробно он рассказал
о Новгороде – язычестве и христианизации, осаде Корсуня, памятником
чего стали медные врата, якобы привезенные оттуда новгородцами10.

Недавно к ней обратился профессор Клагенфуртского университета
А. В. Исаченко. Он считает, что «Москва с ее ультрареакционным изо-
ляционизмом была не способна превратить полуазиатское государство
в европейскую державу. Для этого потребовался бы полный пересмотр
государственной идеологии, перенос центра новой империи в такое ме-
сто, откуда удобно было бы «прорубить окно в Европу». Но если допу-
стить, что руководящей силой на Руси еще в XV веке мог стать Новго-
род вместо Москвы, то и пресловутое «окно» оказалось бы излишним:
ведь дверь в Европу через Новгород была бы открыта настежь»13.
   Профессор Кембриджского университета Саймон Франклин не счи-
тает новгородские институты демократическими в современном смысле
этого слова. Поэтому, по его мнению, «заявлять, будто Новгород являет
пример «альтернативной», «демократической» политической традиции
в России – романтическая фантазия»14.
   Герберштейн первым написал о том, что Иван III вывез Софийскую
казну, чем нанес сильный удар по Софийскому дому – идейному оплоту
новгородского сепаратизма. Он оценил ее в 300 повозок. Впоследствии
эту цифру повторили Кампенезе, Меховский, Олеарий, Марпергер.
   Весьма показательным представляется тот факт, что Герберштейну
был известен такой источник, как уставная грамота Хутынского мона-
стыря, которая содержит «ряд» старцев монастыря с игуменом, опреде-
ляющий взаимные обязанности сторон. Но содержание этого документа
значительно шире, он расширяет наши представления о взаимоотноше-
ниях церкви и государства. В грамоте сказано, что «поставлять» игуме-
на в монастырь может только князь. Очевидно, это дополнение было
сделано Василием III, нуждавшимся в поддержке церковных иерархов.
Ему удалось получить ее в лице хутынского игумена, который позднее
стал новгородским владыкой. Герберштейн пересказывает эту грамоту,
поскольку усматривает в ней свидетельство аналогичного решения во-
проса о соотношении духовной и светской властей в своем государстве,
где со времен Фридриха III светская власть была выше церковной15.
   Герберштейн наметил основные темы в иностранных описани-
ях Новгорода. Во второй половине столетия к ним прибавилась еще
одна – опричный разгром 1570 г. Его описали в своих записках участни-
ки опричного похода на Новгород перешедшие на русскую службу ли-
вонские дворяне Иоганн Таубе и Эйлар Крузе16, и вестфальский бюргер
Генрих Штаден17, и неизвестный автор в 1572 г.18.

К середине XVI в. название «Ногардия» в европейской картографии
перестает быть обозначением всей территории Русского государства и
относится только к Новгородской республике. Вместе с ним появляется
конкретное изображение и обозначение города Новгорода22.
    В XVI в. европейцев поражали размеры Новгорода, они считали его
«знаменитейшим и богатейшим из всех северных городов», «наиболее
значительным по многолюдству и известности», по величине не уступа-
ющим Лондону и Риму. По мнению А.Поссевино, численность населе-
ния Новгорода составляла 20 000 человек.
    В XVI в. в обиход входит широко известная в ХVI–ХIХ вв., кочую-
щая из сочинения в сочинение пословица «Кто против Бога и Великого
Новгорода» – Quis potest contra Deum & magnam Neugardiam23.
    Смута начала XVII в. привела в Россию многочисленных искателей
приключений из-за рубежа и породила обширную литературу о России.
Ее создателями были дипломаты, военные, путешественники и купцы.
В 1614 г. в Новгороде побывал шведский священник и историк Мат-
вей Ашаней. Он отождествил врата новгородского Софийского собо-
ра с Сигтунскими вратами, которые, согласно бытовавшей в Швеции
легенде, в 1187 г. были взяты новгородцами, совершившими набег на
Сигтуну. Так возникла легенда о Сигтунских вратах Софийского собо-
ра, получившая распространение в России, благодаря переведенной на
русский язык «Истории Швеции» шведского историка Улофа Далина24.
    Одно из наиболее интересных сочинений Смутного времени о Рос-
сии «История о великом княжестве Московском»25 написано шведским
дипломатом Петром Петреем. Важное место в нем занимает Новгород,
к которому шведы традиционно проявляли особый интерес. Петрей
описал его былое величие и современное состояние, особо отметив,
что в старину Новгород был «особым государством, имел своих князей
и правителей». Он подробно освещает действия шведских войск под
командованием Якоба Делагарди в Новгородской земле, переговоры
шведов с новгородскими властями о приглашении на русский престол
шведского принца Карла Филиппа. Стремясь обосновать его права на
московский престол, Петрей напоминает о варяжском происхождении
Рюрика. В связи с этим он подверг критике предание о родстве Ивана
Грозного с Августом через Рюрика: «Свирепый Иван Васильевич гово-
рил, что ведет свой род от брата славного римского императора Августа,
по имени Пруcса, жившего в Придцене, но это отвергают вcе историки,
и Иван ничем не мог доказать того».
   Смутное время и шведская оккупация изменили облик города. Бе-
зотрадную картину состояния Новгорода дали голландские диплома-
ты, наблюдавшие ужасающие картины бедствий новгородцев весной
1616 г. В кремле в помещении, где жил посол Басс, голландцы увидели
портрет Ивана Грозного26. Это натолкнуло их на мысль побеседовать с
местными жителями о кровавой резне, учиненной Иваном Грозным в
Новгороде. Один старец, который был очевидцем опричного разгрома,
рассказал им, что царь приказал утопить в Волхове 1700 новгородцев.
Характерно, что его рассказ о жестокой расправе с новгородским гостем
Федором Сырковым и издевательствах над архиепископом Пименом во
многом совпадает с описанием А.Шлихтинга.
   Иностранные сочинения фиксировали и описывали прежде всего
ключевые события новгородской истории. В XV в. таким событием
было его покорение Москвой, в XVI в. – опричный разгром. В XVII в.
воображение иностранцев поразил единственный в многовековой ис-
тории Новгорода его успешный штурм шведскими войсками в июле
1611 г. Подробное описание штурма Новгорода сделал служивший в
войске Якоба Делагарди немецкий наемник Матвей Шаум27.

В целом в XVII в. Новгород сохранил свой облик и продолжал удив-
лять иностранцев своим величием и красотой. Они писали, что он и «по-
ныне славится своей торговлей и богатством» и является не только «од-
ним из самых значительных и населенных городов России», но и «одним
из четырех главнейших промышленных городов в Европе». Известный
английский поэт и публицист Джон Мильтон, автор «Краткой истории
Московии» (1682) считал, что «Новгород – самый значительный по тор-
говле город во всем государстве и по обширности не менее Москвы»37.
   Новгород удивлял иностранцев количеством церквей и монастырей.
При этом количество монастырей оценивалось в 170–300. Наиболее ре-
альные цифры привели Гюлленстьерне (23 церкви и монастыря в городе
на начало столетия) и Пальмквист (30 монастырей на 1674 г.). Но ино-
странцы не имели права входить в русские храмы и монастыри, поэто-
му они не могли подробно описать их, особенно их внутреннее убран-
ство, утварь и церковный ритуал. Эти запреты не распространялись на
членов Антиохийской церковной делегации, посетившей Новгород в
августе–сентябре 1655 г. Здесь их встретили тепло и предоставили до-
ступ во все сферы церковной жизни, которые были наглухо закрыты для
иностранцев. Один из членов делегации сын Антиохийского патриарха
Макария Павел Алеппский в своем обширном сочинении о России и
русской церкви38 подробно описал свое пребывание в Новгороде, его
церковные древности – Софийский собор, Антониев, Юрьев, Хутын-
ский, Сырков, Духов, Иверский монастыри, городские и монастырские
церкви, а также церковное убранство и утварь, церковный ритуал. По-
кидая Новгородскую землю, он назвал ее «благословенным» краем, ко-
торый превосходит все земли не только Московии, но и всего мира.

В таком мнении утверждаются европейцы, побывавшие в Новгоро-
де в XIX – начале XX в. «Остатки былого великолепия» навевали им
«грустные мысли о былом величии» Новгорода. Тем не менее «тень ве-
ликого имени» влекла их сюда. Кроме того, в первой половине XIX в.
интерес к Новгороду со стороны европейцев подпитывался демократи-
ческими и либеральными настроениями европейской интеллигенции.
Для либерального публициста и литератора мадам де Сталь символом
поражения Новгорода в борьбе с самодержавной Москвой был вывоз в
Москву вечевого колокола, «звон которого призывал граждан на пло-
щадь, где они обсуждали свои общие дела. Лишившись свободы, Новго-
род стал беднеть, его торговля падала, и население уменьшалось». Со-
жалея о былой новгородской вольности, швед Юхан Бар писал: «Какой
резкий контраст могла бы составить эта республика аристократической
России, не исчезни она в те далекие времена!» Резкую грань между «не-
когда славнейшим и непокорнейшим русским городом» и «дремотно
скучным гарнизонным городом», где «нашла могилу свобода славян»,
провел в своем сочинении о николаевской России Астольф де Кюстин.
   В первой половине XIX в. Новгород посетили английская путеше-
ственница Марта Вильмот, немецкий писатель-демократ Иоганн Гот-
фрид Зейме, французская писательница Жермена де Сталь, шведский
литератор Юхан Бар, маркиз Астольф де Кюстин. Очевидно, их можно
считать первыми зарубежными туристами, поскольку цель их путеше-
ствия состояла в знакомстве с Россией40. При этом Новгород был лишь
промежуточным пунктом на маршруте Петербург – Москва.
   Появление первых туристов высветило и первые проблемы российского
туризма – внешний вид города, его благоустройство и достопримечатель-
ности, которые могли «привлечь взор путника», гостиницы, дороги.
   По наблюдениям многих иностранцев, на расстоянии нескольких
верст Новгород являл собой прекрасное зрелище и производил впечат-
ление «одного из красивейших городов Европы». Однако это впечатле-
ние было обманчиво, и внутри города взгляду путешественника откры-
вались убогие деревянные скверно построенные дома, бедные люди,
неблагоустроенные улицы, старинные развалины, пустыри, заросшие
сорняками и крапивой, и остатки монастырских стен.
   Однако не все было плохо. Голландцу Йохану Меерману прогулка по
берегу Волхова показалась «весьма приятной для глаз». Французский
математик Абель Буржуа увидел в Новгороде «много улиц, застроенных
кирпичными и очень красивыми домами» и удивился «красоте архи-
тектуры». Шотландца Питера Брюса поразило изобилие превосходной
рыбы, продававшейся на местном рынке по очень умеренной цене.

После того как в 1847–1851 гг. была построена железная дорога Пе-
тербург – Москва, иностранные путешественники предпочитали ездить
из одной столицы в другую поездом, минуя Новгород41. В связи с этим
обстоятельством во второй половине столетия количество иностранных
туристов в Новгороде резко сокращается и практически сходит на нет.
   На рубеже XIX – нач. XX в. Новгород становится объектом научного
интереса. В 1891 г. для изучения русского языка и знакомства с русской
культурой сюда приезжал студент Хельсинкского университета Юхо
Кусти Паасикиви, ставший впоследствии президентом Финляндии.
В начале ХХ в. шведские следы в новгородской топонимике искал из-
вестный шведский лингвист Рихард Экблум. Результатом его поездки
стало исследование «Русское и варяжское в географических названиях
Новгородской области»42.
   В 1911 г. в Новгороде состоялся XV Археологический съезд, в работе
которого приняли участие финские и шведские археологи Ю. Айлио,
К. Я. Аппельгрен и К. Сойккели, Т. Арне, Г. Хальстрем и О. Альмгрен,
чьи научные интересы в той или иной степени были связаны с Новгоро-
дом и Новгородской землей. По всей вероятности, это был первый опыт
научных контактов шведских «новгородоведов» со своими российски-
ми коллегами43. Пребывание в Новгороде убедило их в том, что он «дает
много интересного для скандинавского исследователя» и стимулирова-
ло их интерес к его истории и культуре. В 1911 г. Т. Арне и О. Альмгрен
стали первыми иностранными членами Новгородского общества люби-
телей древности44.
   Научные контакты, прерванные революцией, репрессиями 1930-х гг.
и «холодной войной», возобновились во второй половине 1950-х гг.
В 1956 г. в Новгороде побывал финский археолог, секретарь Общества
древностей Финляндии Карл Мейнандер. Он назвал Новгород «насто-
ящим Эльдорадо для археологов». Спустя полвека Саймон Франклин
отметил, что современный Новгород стал «Меккой европейских ар-
хеологов», окном в прошлое России, которое пропускает свет в живую
библиотеку потерянных некогда сокровищ.

1
       Крижанич Ю. Политика. М., 1965. С. 487.
2
        Мироненко С. Голос из прошлого // Кюстин А. де. Николаевская Россия. М., 1990. С. 13.
    3
        Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. М., 1991. С. 7–8.
    4
        Скрынников Р. Г. Трагедия Новгорода. М., 1994. С. 28.

5
        Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 44–45, 310.
   6
        Древнерусские города в древнескандинавской письменности. М., 1987. С. 10–13;
Мельникова Е. А. Новгород Великий в древнескандинавской письменности // Новгородский
край. Л., 1984. С. 127–133.
    7
        Lannua Gileberte de la voyages et anbassades. Mous, 1840.

  8
       Савельева Е. А. Новгород и Новгородская земля в западноевропейской картографии
XV–XVI вв. // География России ХV–ХVIII вв. (по сведениям иностранцев). Л., 1984. С. 6.
   9
       Herberstein S. Rerum moscovitarum commentarii. Basiliae, 1556.
   10
       Хорошкевич А. Л. Герберштейниана сегодня // Ziga Herberstein – Сигизмунд Гербер-
штейн. М., 2000. С. 128, 135–136.
   11
       Геродот. История. Л., 1972. С. 187–188.

19
       Шлихтинг А. Краткое сказание о характере и жестоком правлении московского тирана
Васильевича // Новое известие о России времени Ивана Грозного. Л., 1935.
   20
       Скрынников Р. Г. Трагедия Новгорода. М., 1994. С. 104.

21
         Лобанов Н. А. Образ России в германском обществе ХV–ХVII вв. // Исследования по
источниковедению истории России (до 1917 г.). М., 2001. С. 143–144.
     22
         Савельева Е. А. Указ. соч. С. 14–15.
     23
         Впервые она была приведена в 1518 г. в сочинении немецкого богослова и историка
Альберта Кранца (1448–1517) «Вандалия» (Карамзин Н. М. История государства Российского.
Т. 1. Примеч. 271).
     24
         См.: Коваленко Г. М. Легенда о Сигтунских вратах // Коваленко Г. М. Кандидат на пре-
стол. Из истории политических и культурных связей России и Швеции XI–XX вв. СПб., 1999.
С. 178–182.
     25
         Regni Muschowitici scriptographia. Thet är: En wiss och egenhändigh beskriffning om
Rydziand, med thes många och stora fürstendomets, provinciers, befestningars, staders, giögars och
eifwers tillständ, rum och lägenheet. Vdi sex böcker korteligen författad, beskrifwin och samman-
dragin, af Petro Petreio. Stockholm, 1615.
26
       Это сообщение представляет большой интерес в связи с тем, что первые портреты
(парсуны) появились в России на рубеже XVI–XVII вв. К их числу относятся портреты царя
Федора Ивановича, князя М. В. Скопина-Шуйского и портрет Ивана Грозного русской работы,
хранящийся в Национальном музее в Копенгагене.
    27
       Schauminus M. Tragoedia Demetrio-Moscovitica. Rostock, 1614.

28
         В нем Олеарий пишет, что «Нижний Новгород, по мнению Герберштейна, построил
великий князь Василий и населил тем народом, который он взял в многолюдном Великом
Новгороде, потому он и получил название Нижний Новгород». Впоследствии эту версию по-
вторили П. Марпергер и П. Брюс.
    29
         Iter in Moschoviam Augustini liberi baronis de Mayerberg... ab augustissimo Romanorum
Imperatore Leopoldo, ad Zarem et Magnum Ducem Alexium Mihalowicz, anno M.DC.LXI. ablega-
torum. Descriptum ab ipso Augustino liberi baronis de Mayerberg, 1675.
    30
         Witsen N. Moscovische Reyse. 1664–1665. Gravenhage, 1966–1967.
    31
         Арне Т. Новгород во время шведского владычества по Балтийскому Поморью (1611–
1617) // Труды XV Археологического съезда. Т. 1. М., 1914. С. 533–336. Табл. XXVI.
    32
         Видекинд Ю. История шведско-московитской войны XVII века. М., 2000. С. 515.
    33
         См.: Коваленко Г. М. Э. Пальмквист о Новгороде XVII в. // Новгородский историче-
ский сборник (далее – НИС). 3 (13). Л., 1989; Янин В. Л. Планы Новгорода Великого ХVII–
ХVIII вв. М., 1999. С. 19–38.
    34
         Ad hospitium Novgorodiae // Fleming P. Lateinische Gedichte. Stuttgart , 1863. S. 384.
    35
         In Groß-Neugart der Reußen. M.DC.XXXIV // Fleming P. Deutsche Gedichte. Stuttgart,
1865. S. 128–131.