Анна Наринская

Два француза под окном

Журнал «Власть»   № 42 (845) от 26.10.2009

С января по июль 2008 года писатель Мишель Уэльбек и философ Бернар-Анри Леви писали друг другу полемические письма. Эта переписка составляет книгу "Враги общества", перевод которой не так давно вышел у нас. Ознакомившись с этим изданием, Анна Наринская испытала смешанные чувства.

У всякого общества должны быть свои враги. Более того, враги — неотъемлемый элемент любого приличного общества. В этом смысле Уэльбек и Леви представляют собой практически идеальный комплект. Оба они такие умненькие-благоразумненькие, что просто любо-дорого глядеть (и читать). И роли у них исключительно правильные и выверенные. Причем — чтобы не было недопониманий и разночтений — спорщики даже не поленились распределение этих ролей в начале книги обозначить. Леви — "представитель "оранжерейных бунтарей" и "левого крыла партии черной икры"", Уэльбек — "нигилист, реакционер, циник, шовинист и гнусный женоненавистник". Это, конечно, ирония: имеется в виду, что именно такими этих писателей видит непроницательное общество, считающее их своими врагами. Но все равно ясно: один — благополучный экстраверт, стремящийся к миру во всем мире и защищающий демократические ценности, другой — ушедший в себя индивидуалист, предпочитающий личную свободу общественному благу.

Враждебное общество в книге Уэльбека и Леви представлено в основном журналистами, которые этих писателей не понимают, произведения их не принимают и даже осмеливаются копаться в их грязном белье. Эти сетования на представителей прессы и в силе, и в краткости уступают недавнему емкому выступлению на ту же тему певицы Земфиры, но зато идут пакетом с рассуждениями о судьбе религии в современном обществе, "новом депрессионизме", материализме Лукреция и трактовкой мысли Гете о том, что лучше допустить несправедливость, чем терпеть беспорядок.

В общем, надо признать, полемика эта прошла на высоком интеллектуальном (кто бы сомневался), но при этом доступном читателю уровне (что вполне можно засчитать как достижение), опровергая тем самым мнение одного нашего остроумного коллеги о том, что "норма ясности во французском философствовании с того рокового момента, когда Деррида прочел и полюбил Хайдеггера, понизилась до состояния ниже плинтуса".

Так что "Враги общества" практически гарантируют потребителю чувство удовлетворения (все понятно, даже когда говорят про Канта и Конта) и душевного спокойствия (практически все понятое оставляет равнодушным, даже когда говорят о резне в Дарфуре и европейской борьбе с курением).

Последнее, правда, не относится к российскому читателю: почти в самом начале книги Уэльбек и Леви затевают спор о современной России. Более того, разницу в отношении к этой стране они предлагают практически как иллюстрацию несходства своих жизненных, политических, философских и всяких других позиций.

Дайджест этой полемики примерно таков.

Уэльбек: "В России тяжелые, подчас невыносимые условия, там много насилия, но русские щедро одарены вкусом к жизни, жаждой жизни, которая у нас расточалась. Как же мне захотелось быть юным и русским!"

Леви: "Когда я был в России последний раз, меня поразило тотальное невежество и бескультурье... Население России в большинстве своем пассивное, вялое, приспосабливается к любым условиям".

Уэльбек: "Русские вряд ли ощущают, что живут в демократической стране, боюсь, большинству из них на это наплевать, но кто я такой, чтобы бросить в них камень?"

Леви: "Россия нагло заявляет, что плевать ей на демократию и права человека: у нее своя демократия, особая, доморощенная, не имеющая ничего общего с западной".

Уэльбек: "Все поучения Запада (касательно Чечни и всего остального) российский средний класс решительно отвергает как недопустимое вмешательство во внутренние дела России в полном согласии со своим президентом. Обратите внимание: в отношении внешней политики российское население всецело одобряет действия правительства".

Леви: "Россия Путина воюет в Чечне. Убивает Анну Политковскую в подъезде ее дома, науськивает своры националистов на "неэтнических" русских. Избивает китайцев в Иркутске, дагестанцев в Ростове, "черных", как здесь называют людей со смуглой кожей.

Такая Россия, признаюсь честно, вызывает у меня не зависть, а ужас и отвращение. Больше того, я всерьез боюсь ее, боюсь, что подобная участь может постигнуть и европейское развитое капиталистическое общество.

Раньше буржуазию пугали, предрекая, что коммунизм Брежнева — не отживший строй отсталой страны, а будущее Европы. Так вот поздравим себя, мы ошиблись: нас подстерегает не коммунистическая угроза, а коммунистическая отрыжка, "путинизм". Возможно, вполне возможно, что и нам придется пройти это испытание".

Самое простое для недовольного российского читателя — обвинить этих французов в неосведомленности, предвзятости и упрощении. Все это, безусловно, имеется. Но куда более, кажется, задевает вот что. Оба спорщика занимают здесь позиции самые стандартные, хотя точка зрения Леви, возможно, более распространенная. Но в любом случае — вот два вида оптики, сквозь которую смотрят на Россию среднестатистические европейцы в зависимости от своих политических предпочтений.

И вот что странно: непонятно, какая из них обиднее.