— Почему твоего отца посадили?

— Тот самый «Орден живописцев» сплотился вокруг поэта Роальда Мандельштама. Он очень рано умер от туберкулеза. Мой отец и Арефьев решили быть поближе к Роальду, стали жить на кладбище — они собирали бутылки, в общем, вели асоциальный образ жизни. Как потом рассказывал Арефьев, однажды отец вырвал у женщины на улице сумку: в суде отец сказал, что решил, будто она несет в милицию донос на него. Осудили по статье за бродяжничество и тунеядство, признали невменяемым, он отсидел 6 лет. Более того, суд запретил ему воспитывать меня, фактически развел мою мать с отцом. Это были те же годы, когда и Бродского посадили за тунеядство, и отец шел по таким же статьям. Всю их группу тоже разогнали — сидели Арефьев, Родион Гудзенко, расправились со всей компанией. Хотя позже, уже в середине 70-х годов, они выставлялись на первых выставках художников андеграунда: в ДК имени Газа в 1974 году и в ДК «Невский» в 1975-м.

— Насколько я знаю, у тебя нет диплома художественного вуза…

— Я окончил школу при Ленинградской академии художеств, но в выпускной характеристике у меня было написано, что я не комсомолец, политически неграмотен — практически волчий билет. Так что в академию мне была дорога закрыта, и я пошел в Мухинское училище на дизайн интерьеров. Сдал живопись и рисунок на отлично, а по композиции мне неожиданно влепили двойку. Потом немного поработал в «Мухе» грузчиком, в других местах. Но меня советская власть уже взяла на заметку: если я хотя бы месяц не работал, приходил участковый, оформлял привод за тунеядство и предупреждал, что, если я в течение месяца не устроюсь на работу, меня будут судить.

— Вы ведь не только сами организовались, но и вокруг себя сплотили поэтов, музыкантов. Значит, замутили эпоху?

— Или эпоха нас замутила.

— Интересное совпадение: в 1985 году на апрельском пленуме ЦК КПСС Горбачев впервые заговорил о перестройке, а у вас как раз первая официальная выставка случилась. Значит, вы — дети перестройки?

— Мы, конечно, апрельских пленумов не изучали, но так получилось, что сами стали символом перестройки. Особенно наше героическое пьянство, когда Горбачев начал запрещать алкоголь. Но ветер свободы повеял еще раньше, после Олимпиады в Москве: в 1981 году открылся Ленинградский рок-клуб, было организовано Товарищество экспериментального изобразительного искусства (ТЭИИ), клуб поэтов «81». Писатели пустили в свое помещение художников: получилось братство всего андеграунда, музыканты ходили на наши выставки, мы — на их концерты, обсуждали картины, стихи, вместе пели песни. Весной 1985 года нашу квартирную выставку разогнали, у меня даже сохранилась картинка со следом от милицейского сапога. Но уже осенью того же года была выставка в Доме ученых в Усть-Ижоре, там у нас Гребенщиков и Цой выступали.

— Однако название «Митьки» появилось намного раньше?

— Наша компания началась еще в художественной школе, с Сашей Флоренским мы подружились, когда ему было 18, а мне 21, это был 1978 год. Андрей Кузнецов учился у моего отца, Андрей Филиппов, Александр Горяев тоже у него учились. Отец называл меня Митек и говорил, что друзья его сына тоже все Митьки, это он нас так называл. В 1984 году Володя Шинкарев написал книгу «Митьки», и тогда это слово пошло в народ.

— Как художественное явление что представляют собой митьки?

— Группа «Митьки» образовалась в недрах ТЭИИ, там были разные направления и движения — Новые художники, Остров, Некрореалисты, другие группы, это был мощный художественный процесс, параллельный официальному. Митьки всегда позиционировали себя как последователи неофициального ленинградского искусства еще 30—40-х годов, это традиционное питерское искусство. Хотя среди нас есть и наивные художники — например, Владимир Тихомиров, наш митьковский Пиросмани. Или Таисия Швецова, псковская художница, у нее тоже наивное искусство, совершенно замечательные работы. Но в целом наше художественное движение — просто доброе, не агрессивное, гуманистическое.

— Почему же ваши работы запрещали?

— Нельзя сказать, что наши картины прямо так уж запрещали, но некоторые эпизоды были — например, портрет Николая Гумилева моей работы у меня прямо на выставке сняли. Еще случай — не понравилась картина Васи Голубева «Митьки отправляют Брежнева в Афганистан», ее потребовали снять.

— Коллеги художники как к вам относились? Ведь существовало четкое деление на официальных и неофициальных художников. Как вас оценивала другая сторона?

— На выставки митьков в рамках ТЭИИ приходили все, и все нормально относились. На самом деле существовало и существует другое, более значительное деление — на коммерческое и некоммерческое искусство. Митьки — некоммерческое искусство: богатые — это не мы, мы — свободные.

— Митя, здесь уместно затронуть и такую тему — митьки и власть…

— Это очень короткая тема, митьки и власть — параллельные миры. Один раз у нас была Валентина Матвиенко на открытии музея — и это почему-то мне до сих пор вменяется в вину. Она была в тельняшке, которую я передал ей через знакомых журналистов: это же она нас защитила, когда рейдеры выгнали нас из помещения на улице Правды. Тогда Матвиенко сказала, что «Митьки» являются культурным брендом, и дала нам это новое помещение. После этого меня начали называть чуть ли не придворным художником Смольного. Летом мне вдруг позвонили какие-то журналисты и спросили: правда, что митьки рисуют портрет губернатора? Это уже легенды. А если к нам на открытие выставки придет Путин, мне что, тоже его не пускать? Меня ведь можно назвать и его другом — я же работал кочегаром, отапливал ту самую спортивную школу, где он когда-то занимался дзюдо.

— Но в начале 90-х питерские депутаты, вообще представители власти часто запросто бывали на концертах рок-музыкантов, на выставках художников. Вы дружили тогда с депутатами?

— Не то чтобы дружили, но действительно отношения власти и питерских художников, музыкантов были более неформальными, дружелюбными. Помню, как в Доме кино Курехин с Гребенщиковым делали новогодний праздник с деятелями культуры, из Москвы тогда артисты приехали. Туда пришли Собчак и Басилашвили. И я тогда сказал Собчаку спасибо за то, что вернул городу историческое название. У Собчака вообще была такая идея — превратить мансарды в Петербурге в мастерские художников. Он же не знал, что из них будут делать пентхаусы. Он тогда дал нам наше первое помещение на улице Правды и к нам туда приходил как-то с тортиком в руках. Любили его петербуржцы.

— Скажи честно, ты с тех пор не пьешь? Капли в рот не брал?

— Да, я честно не пью с 1993 года. Эту проблему можно снять одним способом — не пить. А еще это работает, когда ты помогаешь другим. При поддержке доктора Зубкова мы создали «Дом надежды на Горе» — центр помощи тем, кто хочет вести трезвую жизнь. Это наше детище, ему уже 15 лет, через него прошло больше четырех с половиной тысяч человек. Он выжил благодаря бескорыстной поддержке наших друзей: Юра Шевчук концерты делал в его поддержку, другие артисты. И если в начале перестройки митьки сражались за право нашего народа выпивать, и мы его отстояли, то потом митьки начали помогать нашему народу справляться с этой проблемой.

— На творчество твоя трезвость как-то повлияла? Понятно, что жена и дочки были рады, а творческая жизнь?

— Повлияло и на семью, и на творчество — вообще начался новый этап для митьков. У нас же в компании не сухой закон, каждый человек имеет право выпивать. Но у трезвых появилось много свободного времени для разных интересных дел — мы за эти годы записали 10 музыкальных альбомов, которые невозможно было сделать раньше, потому что по пьянке музыку не записать, хорошую студийную запись не сделать. И Шевчук с нами пел, и на «Авроре» мы снимали музыкальный фильм, в кино вообще снимались много.

— Некоторое время назад Владимир Шинкарев выступил с заявлением, что митьки себя исчерпали. Может, и правда закончились митьки?

— Это я комментировать не буду: мы как делали свое дело, так и делаем, у нас только в этом году десяток выставок по стране прошли — в Екатеринбурге, в Пскове, на Валдае, в Питере, в Москве, на днях в Эстонию наши картины поехали. Весной мы сами побывали большой группой в Сербии на пленэре — сейчас в нашем помещении проходит отчетная выставка. Этой зимой у нас будет еще одна выставка в Москве в павильоне «Космос» на ВВЦ — «Митьки и космос», потом отвезем ее в Звездный городок. Так что митьки — живее всех.

— Главное, митек очень активный, ему до всего есть дело…

— Да, мы Пушкина от дуэли спасали, Петрухе помогали, Ван Гогу свои уши дарили, у Маяковского пистолет отбирали. Но это наше художественное творчество. А в реальной жизни мы поддерживали акцию за спасение Утришского заповедника и выступали против небоскреба на Охте. Может, так нескромно говорить, но я думаю, что митьки для России в XXI веке — главная идеология, надо всем замитьковать, Россия спасется митьками. Лозунг — «Митьки никого не хотят победить!» — он же правильный: нельзя никого обижать, нельзя считать, что один лучше другого.