"Ассигнования на армию снизятся до минимума"

До самого конца существования СССР никому из офицеров Советской армии не нужно было объяснять значение формулы "два раза по двести — суд чести — миллион двести". Даже те, кто не служил в начале 1960-х, знали, что во время хрущевского сокращения армии достаточно было дважды попасться на выпивке, чтобы угодить под суд офицерской чести и стать одним из 1 200 000 увольняемых из вооруженных сил, а по сути — выброшенным на улицу. Почему-то на фоне этого сокращения армии все предыдущие массовые демобилизации оказались незаслуженно забытыми, хотя они проходили не менее драматично и приносили не меньше вреда, чем пользы, как сокращаемым, так и сокращавшим.

Первая широкомасштабная демобилизация началась в 1921 году, сразу после окончания гражданской войны. Нищая страна в мирное время не могла одевать и кормить более чем пятимиллионную армию. И поэтому в конце 1920 года Ленин предложил немедленное резкое сокращение численности красноармейских частей. Естественно, военные возражали. Причем многие боялись не только лишиться привычных командных постов, но и, оказавшись вне рядов Красной армии, вновь стать тем, кем они были до революции и войны: людьми без образования, а зачастую и профессии. Ведь за годы войны каждый видный красный командир нажил немало врагов как в высоких армейских штабах, так и в государственном аппарате, указания которых по-партизански нередко игнорировал. Командующий Первой конной армией Семен Буденный вспоминал:

"В среде военных уж очень много говорилось о том, что предстоит большое сокращение армии, что после съезда ассигнования на армию снизятся до минимума и все силы и средства будут брошены на восстановление и развитие народного хозяйства. "Как поступят с Первой Конной? — думал я.— Недругов у нее хватает. При сокращении армии, а оно, безусловно, будет, ее расформируют в первую очередь. С таким трудом создавали ее, а распустить можно одним росчерком пера. Только время ли?" Вошли в Большой театр, и здесь я увидел Владимира Ильича... Владимир Ильич поинтересовался, о чем говорят и думают красноармейцы. Мы ответили, что у бойцов тяга к мирному труду, что всем надоела война. Ленин сказал, что теперь можно с гораздо большей уверенностью и твердостью взяться за дело хозяйственного строительства. Но нам следует по-прежнему быть начеку. Мы нанесли империализму сильные удары. Но, не полагаясь на это, свою Красную Армию во что бы то ни стало должны сохранить и усилить ее боевую готовность... Хотя армию мы будем сокращать...

— А не скажется ли именно это на боевой готовности? — осторожно спросил я.

— Нет,— ответил Владимир Ильич.— Можно рассчитывать на громадный опыт, который за время войны приобрела Красная Армия.

— Убедили, Владимир Ильич".

Конармия Буденного благодаря заступничеству Сталина прошла сокращения с минимальными потерями для командования. Хотя в ней осталось всего две дивизии, штаб и управление не понесли кадровых потерь. Другие же части РККА сокращались по полной программе. Председатель Реввоенсовета республики Лев Троцкий писал:

"В декабре 1920 года открылась эпоха широкой демобилизации и сокращения численности армии, сжатия и перестройки всего ее аппарата. Этот период длился с января 1921 г. до января 1923 г. Армия и флот сократились за это время с 5 300 000 до 610 000 душ".

Вот только результат оказался не совсем таким, на какой рассчитывало большевистское руководство. Рядовые красноармейцы и младшие командиры возвращались домой охотно, не создавая никаких проблем. Мало того, их сплоченные и заагитированные во время службы группы становились проводниками советских идей в родных местах. А чтобы они успешнее вели пропагандистскую работу, их при демобилизации обильно снабжали книжками и брошюрками, разъяснявшими текущий момент и политику партии на современном этапе.

Однако очень скоро выяснилось, что армейские ряды покинули почти все проверенные красноармейцы-большевики и комиссарам больше не на кого опираться при проведении политработы. Мало того, кадровые командиры еще царской закалки под шумок стали избавляться и от самих комиссаров, демобилизуя их в первую очередь. С мест в Москву пошли тревожные сообщения о том, что дисциплина падает, что красноармейцы из-за начавшегося в стране голода и ухудшения снабжения грабят население и что командиры постепенно начинают возвращать в армию старые порядки вплоть до мордобоя.

Партия и высшее армейское начальство решили исправить ошибку и запретили демобилизацию коммунистов, но в ответ началось то, что Троцкий назвал духовной демобилизацией: красноармейцы начали массово выходить из РКП(б). Так что пришлось дать комиссарам право решать вопрос о демобилизации коммунистов в индивидуальном порядке.

Но на этом проблемы с рядовыми бойцами не закончились. Задач у сокращенных частей оказалось гораздо больше, чем личного состава, и поэтому в столицу с мест постоянно шли жалобы о перегрузке красноармейцев работами и нарядами. Вот только исправить положение оказалось куда сложнее, чем сократить армию. Новый призыв прошел, мягко говоря, не вполне успешно. Так что жалобы на крайнюю усталость бойцов и практически полную небоеспособность частей продолжали поступать в 1922 и 1923 годах.

Ситуацию с командным и политическим составом попытались исправить в начале 1923 года, когда появился приказ о порядке демобилизации, в котором делался упор на новые, подготовленные в советское время кадры:

"Увольнению не подлежат окончившие военно-политические и военные курсы и школы военно-учебных заведений и военные академии, не прослужившие установленного срока за обучением в военно-учебных заведениях... Учитывая тот значительный урон в политсоставе, который дает эта демобилизация, политорганы должны принять все меры к тому, чтобы она прошла наиболее безболезненно. Развить широкую агиткампанию за оставление ценного элемента из числа подлежащих демобилизации в армии".

Правда, командиры из "бывших" по-прежнему не собирались покидать Красную армию, и ситуацию с их демобилизацией смогло переломить только экономическое положение. Благодаря новой экономической политике голод в стране закончился, и вскоре военнослужащие по материальному положению начали отставать от гражданских служащих и тем более предпринимателей.

"Тяжелое материальное положение командного состава армии,— говорилось в чекистском обзоре положения в стране за июль-сентябрь 1923 года,— особенно по сравнению со служащими советских и хозяйственных учреждений, создает среди него сильные демобилизационные тенденции. По анонимной анкете, проведенной среди лиц комсостава 18-й милиционной дивизии, выяснено, что 65% комсостава не желает служить в армии из-за материальной необеспеченности. В школе красных коммунаров МВО 20% комсостава подало рапорты об увольнении. В Первой дивизии Приволжского военного округа среди комсостава отмечается стремление уйти с военной службы на гражданскую. Подобное положение толкает комсостав на мелкие преступления (18-я милиционная дивизия), а комсостав Третьей кавбригады Приволжского военного округа обзавелся хозяйством и связан с сызранскими спекулянтами, некоторые даже состоят членами биржи".

В итоге вопрос с демобилизацией командиров стал решаться и в добровольном, и в принудительном порядке — через следствие и ревтрибунал. Так что со сжатием армейского аппарата справиться наконец-то удалось. Однако вторая задача — перестройка военного руководства — заводила командование РККА в тупик. Все вновь создаваемые органы управления немедленно начинали тянуть одеяло на себя, причем процесс этот шел непрерывно на протяжении восьми лет — с 1921-го по 1929 год.

"Реввоенсовет СССР,— писал маршал Советского Союза Матвей Захаров,— вынужден был в феврале 1929 года назначить комиссию во главе с С. С. Каменевым. Комиссия установила, что функции Штаба и Главного управления РККА значительно переплелись и запутались, поэтому директивные указания этих планов низшим звеньям аппарата были противоречивы. Чтобы упорядочить работу Штаба и Главного управления РККА, С. С. Каменев рекомендовал все исполнительные функции возложить на ГУ РККА, а директивные — на Штаб РККА".