Профессор на пенсии, известный автор работ по социологии хранил молчание. При этом лейтенант запаса, который решил пойти на фронт, был крайне расстроен тем, что в его возрасте (21 апреля ему исполнилось 50 лет) не берут на фронт, а вместо этого отправляют работать в госпиталь.

Вебер относился к войне двойственно. С одной стороны, он молчал, в то время как другие профессора много говорили на тему войны. Но с другой стороны, он высказывался как патриот, называя войну «великой и чудесной». Вебер находился в патовой ситуации. Он, исследователь западной рациональности, который выступал за свободу оценки как предпосылки научной работы, мог рассматривать собственную систему ценностей только как решение воли в смысле «политеизма ценностей». Для него политическая позиция состояла в самой высокой, неоспоримой ценности нации. Вебер был, без сомнения, не только патриотом, но и националистом.

Но сегодня это представляет собой, скорее, второстепенный исторический интерес. Гейдельбергский ученый, который преклоняется перед немецкой нацией и одобряет войну, был не более чем типичным для того времени явлением. Но Вебер не был типичным профессором вильгельмской эпохи. Он провел революцию в науке. Он, как никто другой, описал развитие «западной рациональности». Он назвал условия, при которых современный капитализм мог бы раскрыться в своей наивысшей фазе. Он связал «дух капитализма» с «протестантской этикой», за счет чего приобрел широкую известность.

Капитализм был в его понимании также «прочным, как сталь, каркасом покорности», который предвещал темное будущее. «Никто еще не знает, кто в будущем будет жить в этом каркасе», – писал Вебер в 1904 году в конце своего сочинения о «Протестантской этике». Появятся в конце этого развития совсем другие пророки или произойдет возрождение старых мыслей и идеалов, или же наступит механическое затвердевание. Но потом для «последних людей» развития культуры, возможно, истиной станут слова: «Профессионалы без души, гедонисты без сердца — и эти ничтожества возомнили, что они достигли ранее никому не доступного уровня развития человечества».

Война проверила исторические размышления. Осенью 1914 года Вебер критикует «возмутительную неспособность нашей дипломатии». Но все же он верит в нее и не осознает, что именно из-за тайной дипломатии началась война. В 1915 году Вебер становится политическим публицистом, он пишет письма, тексты меморандумов. В 1918 году он был экспертом германской делегации в Версале.

Не только западные страны и Россия были по причине неудачной конструкции рейха Бисмарка постоянными противниками. К ним относились и США, которых немецкое военное руководство отправило во вражеский лагерь еще до того, как посредством объявления войны подводных лодок спровоцировало вступление в войну США. «Невероятен оптимизм военных и политиков по поводу войны с Америкой», – писал он в 1916 году своей жене. Оба были знакомы с США по своей поездке в 1904 году и с удивлением смотрели на неограниченный экономический потенциал страны. В своей работе начала 1916 года, которая дошла и до рейхсканцлера Бетмана Хольвега, Вебер описал мрачную картину вступления в войну США. Кроме возможного поражения в войне он писал и о грозящей тяжелой экономической депрессии и социальных проблемах. Разжигание воны подводных лодок было «авантюристической политикой». Вебер постоянно упоминал термины «разум», «трезвый расчет», будто бы исход войны зависел от того, будет ли учтен каждый расчетный фактор.

Статьи Вебера об актуальных вопросах политики стали появляться все чаще. Когда в 1917 году в Германии проходили дискуссии о парламентском контроле внешней политики, которая определялась сейчас военными, Вебер собрал в одной брошюре «Парламент и правительство в преобразованной Германии» свои газетные статьи. Брошюра была освобождена от цензуры только весной 1918 года. Ее подзаголовок – «О политической критике чиновников и партий» - говорил о том, что Вебер был нацелен на парламент, в котором не доминировали чиновники, а который, с одной стороны, приводил к выбору политических лидеров, и, с другой стороны, контролировал бы правительство. Вместе с тем Вебер не отрицал форму монархии.

В число избранных попадал только тот, кто обладал харизмой – это самая ослепительная категория в социологии господства Вебера. Харизма как способность разорвать закостенелые структуры и создать противоположную бюрократии форму легитимного господства. Это, с точки зрения Вебера, было выходом в вопросе современного государства, поскольку любое господство выражается и функционирует в форме управления, написал он в своей работе «Экономика и общество».