Кризис в верховном командовании

     Первым признаком того, что наше наступление захлебнулось,  было  снятие
фельдмаршала Листа с его поста. В течение некоторого времени  на  его  место
никто не назначался и группой армий "А" командовал заместитель Листа.
     В конце  сентября  с  поста  начальника  генерального  штаба  был  снят
генерал-полковник Гальдер. В это время я был начальником штаба группы  армий
{Генерал-полковник Цейтцлер был начальником штаба группы армий  "Д".  (Прим,
ред.)}. Неожиданно и не сообщая о причине, меня вызвали  в  штаб  верховного
главнокомандующего.  Как  только  я  прибыл  в  ставку,  Гитлер  по   своему
обыкновению обратился ко  мне  с  многочасовым  монологом.  Невозможно  было
перебить его речь, в которой он выражал  свою  глубокую  неудовлетворенность
ходом событий на Восточном фронте и провалом наступления. Как всегда, Гитлер
не стал искать действительных причин постигших нас неудач. В  данном  случае
причиной был ошибочный выбор целей наступления и недостаток  сил  и  средств
для достижения поставленных перед войсками задач. Всю вину Гитлер свалил  на
войска и их командиров - это было для него гораздо удобнее.  Особенно  резко
он  говорил  о  якобы   полной   некомпетентности   фельдмаршала   Листа   и
генерал-полковника Гальдера.
     Неожиданно он закончил свою речь словами: "Итак, я решил назначить  вас
начальником генерального штаба".
     Это был обычный метод Гитлера. Совершая ошибку, он сваливал  свою  вину
на другого, снимал его с должности и на его место назначал нового  человека.
Он никогда не делал правильных выводов из своих неудач,  иначе  он  мог  бы,
если не исправить ошибки, допущенные в прошлом, то по крайней мере уменьшить
влияние их на события в будущем.
     Приступив к обязанностям начальника  генерального  штаба,  я  сразу  же
почувствовал, что после  провала  нашего  наступления  на  Востоке  в  штабе
верховного  главнокомандующего  сложилась  какая-то   странная   обстановка.
Офицеру, прибывшему сюда с фронта, эта атмосфера, пропитанная  недоверием  и
враждой, казалась не только странной, но  и  просто  невероятной.  Никто  не
доверял своим коллегам, а Гитлер подозревал в измене каждого.
     Многие офицеры, считая, что они попали в немилость, приходили в  уныние
и совершенно теряли мужество. Лист и Гальдер были не единственными  жертвами
гитлеровского раздражения. Над Йодлем тоже нависла  черная  туча.  Бешенство
Гитлера вызывали армии Восточного фронта  в  целом  и  особенно  командующие
армиями и группами армий.  Теперь  фюрер  вел  совершенно  замкнутую  жизнь,
одиноко размышляя  о  своих  подозрениях.  Ни  с  кем  из  генералов  он  не
здоровался  за  руку.  На  время  обеда  или  ужина  он  предпочитал  теперь
уединяться. Когда ему надо было присутствовать  на  штабных  совещаниях,  он
входил, - холодно кланялся и, сердито  нахмурив  брови,  выслушивал  краткие
доклады своих советников. Затем опять холодно кивал головой и покидал зал.
     Лист и Гальдер стали козлами отпущения за  провал  операции.  Временная
немилость к Йодлю  имела,  как  я  слышал,  длинную  и  запутанную  историю.
Начальник штаба  оперативного  руководства  вооруженными  силами  Йодль  был
ближайшим военным советником Гитлера. Гитлер послал его на Кавказ в качестве
своего личного представителя. Он должен был заставить  командиров  и  войска
возобновить наступательные действия хотя бы с целью  преодоления  Кавказских
гор. Но Йодль вскоре после прибытия туда  убедился,  что  войска  совершенно
выдохлись и о дальнейшем наступлении не может быть и речи.
     Вернувшись в ставку, Йодль рассказал Гитлеру о сложившемся  на  Кавказе
положении. Это не понравилось Гитлеру, и он закричал:  "Вам  было  приказано
заставить командиров  и  войска  наступать,  а  не  говорить  мне,  что  это
невозможно!" Гитлер открыто сравнил доклад Йодля о положении  на  Кавказе  с
известным докладом  Хенча  во  время  первой  мировой  войны.  Представитель
немецкого  верховного  командования  полковник  Хенч  в  1914  г.  обрисовал
обстановку на Западном  фронте  в  таком  свете,  что  командование  приняло
решение об отступлении. На Хенча била свалена вся вина за поражение немецких
войск на Марне. Йодль попал в немилость, и встал вопрос о снятии его с поста
начальника штаба оперативного руководства вооруженными силами. На его  место
предполагалось назначить командующего 6-й армией.
     Итак, в  атмосфере,  которая  существовала  тогда  в  штабе  верховного
главнокомандующего, откровенное и  объективное  обсуждение  обстановки  было
невозможно. Такое положение должно  было  пагубно  сказаться  на  проведении
военных операций и тяжким бременем лечь на плечи наших боевых войск.
     Таковы были  мои  первые,  далеко  не  успокоительные,  впечатления  на
должности начальника генерального штаба.

Мой доклад об обстановке

     Я начал свой доклад с  точного  и  обстоятельного  анализа  условий,  в
которые попали немецкие войска  на  Восточном  фронте,  а  затем  перешел  к
тщательной  оценке  положения  нашего  противника.  Во   втором   случае   я
основывался на подробных данных разведывательного отдела генерального штаба,
известного под названием "Иностранные армии на  Востоке".  В  заключительной
части своего доклада я коснулся выводов, которые мы должны были сделать  как
для немецких, так и для  русских  войск,  и  дальнейшего  развития  событий,
которого следовало ожидать в течение ближайших недель и месяцев. Я  закончил
доклад пятью четкими требованиями.
     Первая часть  моего  доклада  была  изложена  в  форме,  доступной  для
человека,  не  сведущего  в  военных  вопросах.  Я  приводил  многочисленные
статистические данные, таблицы  и  карты.  Например,  была  сделана  таблица
соотношения сил обеих сторон на один  километр  фронта.  В  ней  указывались
точные данные  о  количестве  немецких  солдат  и  солдат  наших  союзников,
артиллерийских стволов, противотанковой артиллерии  и  т.  д.  на  различных
участках фронта. Здесь же приводились аналогичные цифровые данные о  русских
войсках. Таким образом, эта  таблица  доходчиво  и  внушительно  убеждала  в
численном превосходстве противника.  Статистические  данные  рассказывали  о
русских  людских  ресурсах,  вооружении,  боеприпасах,  месячной   продукции
танковых и оружейных заводов и свидетельствовали о все  возрастающем  потоке
предметов снабжения, поступающих в Россию из США.
     Все эти данные необходимы для того,  кто  хочет  составить  объективное
представление о своих собственных силах и силах противника и  кто  стремится
предугадать  вероятный  ход  событий  в  ближайшем  будущем.  Как  начальник
генерального штаба, я добился того, что эти  положения  всеми  были  приняты
безоговорочно. А на самого Гитлера, можно  без  преувеличения  сказать,  мой
доклад произвел потрясающее впечатление. Он ни разу меня не прервал, что  он
обычно делал, когда докладываемые факты ему не нравились или, как  он  часто
говорил, носили "пораженческий характер". Как правило, в  таких  случаях  он
прекращал самый обстоятельный доклад,  приказывая  говорящему  остановиться.
Гитлер был неравнодушен к статистическим данным, и  масса  цифр,  которые  я
привел для подкрепления выдвинутых мною положений, вероятно,  воздействовала
на него так же сильно, как и мои убедительные диаграммы. Впрочем, он,  может
быть, просто не хотел расстраивать "нового человека" в  самом  начале  нашей
совместной работы.
     Я был удовлетворен тем, что сказал Гитлеру голую правду сразу же  после
вступления на пост начальника генерального штаба. Пока все  шло  хорошо.  Но
вот  я  подошел  к  самой  трудной  части  доклада  -  к  пяти  выводам  или
требованиям, если их так можно назвать, которые вытекали из моего доклада  и
которые я сформулировал следующим образом.
     1. В связи с летним наступлением территория,  захваченная  на  Востоке,
больше не соответствует размерам оккупирующей  ее  армии.  Другими  словами,
слишком мало солдат находится на таком огромном пространстве. Если  эти  два
фактора не будут приведены в соответствие, катастрофа неизбежна.
     2. Самым опасным участком Восточного фронта, несомненно, является левое
крыло группы армий "Б", занимающее участок фронта от Сталинграда до стыка  с
левым соседом - группой армий "Центр". Количество войск здесь незначительно.
Кроме того,  этот  участок  фронта  удерживается  самыми  слабыми  и  самыми
ненадежными  солдатами:  румынами,  итальянцами  и  венграми.  Итак,   здесь
создалась серьезная опасность, которую необходимо ликвидировать.
     3. Приток людского состава, боевой техники,  оружия  и  боеприпасов  на
Восточный фронт явно недостаточен и не может возместить потери наших  войск.
Это должно привести к гибельным последствиям.
     4. В 1942 г. боеспособность русских войск стала гораздо выше, а  боевая
подготовка их командиров лучше, чем в 1941 г. Этот факт следует принимать  в
расчет. Мы должны проявлять значительно большую осторожность.
     5. В этом  пункте  я  коснулся  необходимости  улучшения  работы  тыла,
повышения пропускной способности железных дорог и  других,  главным  образом
технических, проблем.
     К  моему  удивлению,  Гитлер  слушал  эти  выводы  и  требования  очень
внимательно. Казалось, они даже произвели  на  него  известное  впечатление.
Когда я кончил, он улыбнулся и сказал: "Вы отчаянный  пессимист.  Здесь,  на
Восточном фронте, мы пережили  куда  худшие  времена  и  то  остались  живы.
Справимся и с новыми трудностями".
     Что касается моих окончательных выводов, то он  постарался  умалить  их
значение. Он сказал: "Конечно, на некоторых участках  фронта  русские  имеют
численное превосходство. Но ведь наши солдаты превосходят по своему качеству
солдат противника. И оружие у нас лучше. К тому же вскоре у нас будет  новое
оружие, еще лучше прежнего".
     Вот как реагировал Гитлер на  мой  доклад.  Вопросы,  поднятые  в  моем
докладе, он считал решенными. Как начальник генерального штаба, я  надеялся,
что  хотя  бы  часть  сказанного  мною   останется   в   голове   верховного
главнокомандующего, что он будет думать о моих замечаниях  и  мой  доклад  в
конце концов принесет хоть какую-то  пользу.  Я  уже  знал,  что  убедить  в
чем-либо Гитлера можно, только снова и снова напоминая ему об этом. Так я  и
делал в течение нескольких недель, повторяя мои пять требований. Что же было
сделано нами за те несколько недель, которые остались до  большого  русского
контрнаступления?

Таким образом, ни один из трех путей выбран не был: первые два -  из-за
упрямства Гитлера, третий - как неосуществимый в тех обстоятельствах. Вместо
этого решено было провести отдельные незначительные мероприятия, которые, по
признанию генерального штаба, не  могли  кардинальным  образом  повлиять  на
сложившуюся обстановку. Многие сомневались, что проведение этих  мероприятий
принесет какую-либо пользу. Но мы должны были сделать все  возможное,  чтобы
облегчить проведение  в  жизнь  решения  э  2,  когда  начнется  наступление
русских. Если бы опасность, о которой мы  говорим,  не  была  сначала  чисто
предположительной, Гитлер, по всей вероятности, одобрил бы это решение.
     Некоторые из проводимых нами мероприятий заключались в следующем.
     На опасном левом фланге был создан небольшой резерв. В него входил один
танковый корпус в составе двух дивизий - одной немецкой и  одной  румынской.
Во всех отношениях этот корпус был очень слаб.
     В  промежутках  между  дивизиями  наших  союзников   были   расположены
небольшие немецкие части, такие, как противотанковые  дивизионы,  взятые  из
резерва  ОКБ.  Предполагалось,  что  этими  частями  будут  усилены  войска,
расположенные на опасных  участках  фронта.  Посредством  подобной  "тактики
усиления"  командование  надеялось   укрепить   дивизии   наших   союзников,
воодушевить их и оказать им помощь в  отражении  наступления  противника.  В
случае если соединения наших союзников будут смяты, части  усиления  удержат
свои позиции и ограничат прорыв противника. Тогда  создадутся  благоприятные
условия для нашего контрудара. Это был хорошо продуманный план, но и он имел
очевидные изъяны. Если войска союзников, находящиеся  между  нашими  частями
усиления, будут разгромлены слишком быстро и если мы своевременно  не  будем
располагать достаточными силами для  нанесения  контрудара,  части  усиления
окажутся в безнадежном положении и в конце концов будут  списаны  со  счета.
Следовательно, и "тактика усиления"  была  весьма  сомнительным  выходом  из
положения.
     К штабам  крупных  соединений  наших  союзников  была  прикомандирована
группа связи, состоявшая из  офицеров  генерального  штаба  и  подразделений
связи. Штабы наших  союзников  не  имели  такого  опыта  и  дисциплины,  как
немецкие. Кроме  того,  их  структура  командования  и  система  связи  были
громоздки и медлительны. Мы  надеялись,  что  созданные  нами  группы  связи
компенсируют эти недостатки.
     В широких масштабах  мы  практиковали  радиообман  с  целью  скрыть  от
противника тот факт, что на левом фланге не было немецких войск, и создать у
него неправильное представление о наших силах на этом участке фронта.
     Выше были перечислены лишь некоторые из  намеченных  нами  мероприятий.
Проведение их в жизнь потребовало большой и весьма сложной  штабной  работы,
исключительно внимательного отношения к деталям и хорошей организации  дела.
Специалисты  прекрасно  понимали,  что  одних  этих  мероприятий  совершенно
недостаточно.  Но  по  указанным  мною  причинам  мы  старались   обеспечить
наибольшую их эффективность. В самом проведении  этих  мероприятий  таилась,
однако, опасность:  если  Гитлер  убедится,  что  подготовка  проведена,  он
забудет  об  осторожности.  Поэтому  приходилось  снова  и  снова  заострять
внимание  Гитлера  на  серьезности  создавшейся  у  Сталинграда  обстановки,
напоминая ему о тех  пяти  требованиях,  которые  я  перечислил  выше,  и  о
возможности только двух правильных решений. Делать  это,  несмотря  на  гнев
Гитлера, было моим служебным долгом.
     Что касается пунктов 1,3, 4 и 5, которыми я закончил свой  доклад  и  к
которым неоднократно возвращался, то в конце концов Гитлер принял их и начал
действовать в соответствии с ними. К несчастью,  он  вообще  был  склонен  к
компромиссным решениям, которые зачастую осуществлялись слишком поздно.
     Одно из проведенных нами мероприятий заключалось  в  создании  в  целях
прикрытия  левого  фланга   постоянной   системы   разведки,   располагающей
необходимыми  средствами  связи.   Это   потребовало   организации   тесного
взаимодействия между соответствующими отделами генеральных штабов сухопутных
и военно-воздушных сил и разведывательных частей со штабом группы армий "Б".
Командующий группой армий и его начальник штаба разделяли нашу точку зрения.
Это  было  видно  из  их  донесений  Гитлеру  об  обстановке  и   намерениях
противника. Комплексные разведывательные мероприятия вскоре подтвердили наши
опасения. Противник медленно, но настойчиво увеличивал свои силы перед нашим
левым флангом. Теперь это уже не вызывало сомнений.  Более  того,  показания
пленных начали раскрывать наличие на этом участке фронта весьма боеспособных
русских дивизий. Из этого можно было сделать только один вывод - наступление
русских неизбежно.

Перед наступлением

     Упорно отказываясь принять  какое-либо  из  основных  решений,  Гитлер,
однако, разрешил  провести  мероприятия,  направленные  на  усиление  войск,
занимавших участок фронта, над  которым  нависла  русская  угроза.  Но  даже
теперь он не терял надежды захватить Сталинград. Он гневно  отдавал  приказы
продолжать бои в городе за каждый дом, за каждый квартал, и 6-я армия  несла
напрасные потери. Последние резервы ОКВ - первоклассные  штурмовые  саперные
батальоны - были переброшены в Сталинград, где  они  должны  были  захватить
застроенный район, прибегнув к "новой штурмовой тактике". Эти батальоны были
уничтожены.  А  тем  временем  северо-западнее  Сталинграда  все  явственнее
надвигалась угроза.
     В начале ноября Гитлер выступил с политической речью, в которой заявил:
"Я хотел выйти к Волге в определенном  месте,  возле  определенного  города.
Случилось так, что этот город носит имя самого Сталина... Я хотел взять этот
город. Не делая преувеличенных заявлений, я могу теперь сказать вам, что  мы
его захватили. Только небольшая его часть пока еще не  в  наших  руках.  Нас
могут спросить: "Почему армия не продвигается вперед еще быстрее?" Но  я  не
хочу второго Вердена, я предпочитаю достигнуть своей цели путем ограниченных
штурмов. Время в данном случае не имеет никакого значения".
     Это   была   странная   речь.   Гитлер   говорил   и   как    верховный
главнокомандующий, и как партийный агитатор. Нельзя было не  опасаться,  что
Гитлер, заявив однажды о своих намерениях на всю Германию  и  на  весь  мир,
откажется когда-либо изменить их, так как выполнение этих  намерений  станет
для него вопросом личного престижа.
     А когда речь идет о престиже, диктаторы, как известно, всегда проявляют
повышенную  чувствительность.  Более  того,  Гитлер  был  политиком,  а   не
солдатом. Объявляя о своих  намерениях,  он  думал  дать  ясные  цели  своим
командирам и войскам и таким образом укрепить их решимость.  Гитлер  считал,
что его речи повышают стойкость солдат. Он не знал, как  будут  звучать  его
слова в ушах высших  командиров,  младших  офицеров  и  солдат,  ожесточенно
сражавшихся и умиравших в Сталинграде. Он не знал, какое  впечатление  могут
произвести его слова на генеральный штаб сухопутных сил  и  его  начальника.
Кстати, мне никто не сообщил об этой речи до того, как она была произнесена,
- впервые я услышал ее по радио.
     В течение первых  недель  ноября  я  снова  и  снова  представлял  свои
основные  требования  Гитлеру.  Благодаря  данным  нашей  разведки   картина
становилась яснее с каждым днем.  Мы  работали  в  тесном  взаимодействии  с
военно-воздушными силами,  подвергая  районы  сосредоточения  русских  войск
ударам с воздуха. Большего мы  не  могли  сделать.  Оставалась  единственная
надежда. Несмотря на все, еще можно было в самый  последний  момент  убедить
Гитлера принять основное решение. Я беспрестанно приводил ему  все  новые  и
новые доказательства.
     Весь генеральный штаб - от старшего начальника до рядового сотрудника -
разделял мои мрачные предчувствия и с тревогой ожидал  неизбежного,  как  мы
все понимали, русского наступления. Если оно будет  успешным,  оно  поставит
всю  сталинградскую  армию  в   отчаянное   положение.   Ужасно   предвидеть
надвигающуюся катастрофу и в то же время не иметь возможности  предотвратить
ее. Тяжело видеть,  что  единственное  в  тех  условиях  средство  излечения
отвергается единственным  человеком,  который  может  принимать  решения,  -
Гитлером.
     Командующий группой армий "Б" и  его  начальник  штаба  дали  такую  же
оценку обстановки, как я.  Они  тоже  считали,  что  избежать  надвигающейся
катастрофы можно, только приняв кардинальное решение. Они, чувствовали  себя
несчастными, так как были не в состоянии влиять на ход  событий.  Они  могли
только  заострить  внимание  Гитлера  на   действительном   положении   дел,
представляя свои донесения с оценкой обстановки, сосредотачивая внимание  на
самом опасном участке  фронта,  они  старались  не  пропустить  критического
момента.
     Конечно, мы пытались наносить удары по движущимся  колоннам  и  районам
сосредоточения русских войск авиацией и дальнобойной артиллерией.  Но  самое
большее, что могли дать такие  действия,  это  отсрочить  день  наступления.
Предотвратить наступление можно  только  тогда,  когда  обороняющийся  имеет
абсолютное превосходство в воздухе и способен  беспрерывно  наносить  мощные
удары по железным и шоссейным дорогам, а  также  по  районам  сосредоточения
противника. Мы не обладали военно-воздушными силами  необходимых  для  этого
размеров.
     Такова была обстановка, когда на нас со всей яростью обрушилась суровая
русская зима. Теперь  мы  знали,  что  наступления  русских  придется  ждать
недолго.

План Гитлера и Йодля

     Еще до прибытия поезда в Растенбург мне позвонил генерал Йодль. Я этого
не ожидал. Раньше мне как-то не приходилось  с  ним  встречаться.  Его  штаб
ведал   Южным   и   Западным   фронтами.   Восточным   фронтом    занимались
главнокомандующий  сухопутными  силами  и   начальник   генерального   штаба
сухопутных сил.
     В  моем  присутствии  Йодль  воздерживался  давать  Гитлеру  советы  по
вопросам, касавшимся Восточного  фронта,  и  ограничивал  свою  деятельность
управлением двумя другими театрами военных действий,  осуществлением  общего
руководства по ведению войны и вопросами военной политики.
     Теперь, однако, стало очевидно, что в поезде  в  отсутствие  начальника
генерального штаба сухопутных сил он и  фельдмаршал  Кейтель  сочли  удобным
давать Гитлеру советы и относительно Восточного  фронта.  Возможно,  он  сам
обратился к ним за советом. Во всяком случае, они дали ему совет, и что  это
был за совет, вскоре стало ясно.
     Генерал Йодль сказал по телефону, что главному командованию  сухопутных
сил следовало бы рассмотреть возможность изъятия одной танковой  дивизии  из
состава группы армий "А",  действовавшей  на  Кавказе,  и  переброски  ее  в
распоряжение группы  армий  "Б"  для  использования  в  качестве  подвижного
резерва. Такое решение  было  принято  в  поезде  Гитлера.  Переброска  этой
танковой дивизии в угрожающий район боевых действий должна была занять много
времени, и трудно было сказать, как сложится обстановка, когда  эта  дивизия
прибудет туда.
     Я был крайне  удивлен  и  сказал  Йодлю,  что  хочу  говорить  лично  с
Гитлером. Опять я стал упрашивать Гитлера отдать приказ об отходе 6-й армии.
Тон  ответа  был  холодным  и  непреклонным:  "Мы  нашли  другой  выход   из
создавшегося положения. Йодль сообщил вам  о  нем.  Обо  всем  остальном  мы
поговорим завтра". И это было все. Позже меня официально информировали,  что
Гитлер желает видеть меня в полдень на следующий  день,  чтобы  обсудить  со
мной обстановку. Я ответил, что это будет слишком  поздно.  Тогда  мне  было
сказано, что видеть  Гитлера  раньше  невозможно,  так  как  ему  необходимо
отдохнуть после продолжительного путешествия.  Следует  заметить,  что  этот
разговор происходил в то время, когда весь фронт пылал в огне и  каждый  час
гибли сотни храбрых солдат.
     Я игнорировал это предупреждение и в полночь, когда должен был  прибыть
поезд Гитлера, приехал в  штаб  верховного  главнокомандующего.  Я  настоял,
чтобы Гитлер принял меня немедленно, так  как  задержка  даже  на  несколько
часов могла катастрофически отразиться на ходе боевых действий. Гитлер и его
окружение были взбешены тем, что я появился  там  в  полночь,  не  дожидаясь
полудня следующего дня. Наконец, меня все же впустили к  нему.  Эта  встреча
настолько важна  для  хода  боевых  действий  в  районе  Сталинграда  и  так
характерна для методов Гитлера, что я опишу ее как можно подробнее.
     Гитлер вышел мне навстречу, протянув руку, с сияющей  улыбкой,  которая
должна была изображать уверенность и надежду. Он пожал мне  руку  и  сказал:
"Благодарю вас. Вы сделали все, что могли. Если бы я был здесь, я не смог бы
сделать большего". Затем, так как выражение моего лица оставалось печальным,
он продолжал с некоторым пафосом в голосе: "Не расстраивайтесь. В  несчастье
мы должны показать твердость характера. Нужно помнить Фридриха Великого".
     Несомненно, он хотел ободрить меня и  надеялся,  что,  если  он  сможет
вселить в меня эту "твердость характера",  я  отброшу  свои  "пораженческие"
аргументы и перестану настаивать на  отступлении  6-й  армии.  Вероятно,  он
также хотел, чтобы я восхитился  твердостью  его  духа  перед  лицом  такого
несчастья. Мне кажется, Гитлер  не  мог  понять,  что  во  время  величайшей
опасности актерская игра не только бесполезна, но, пожалуй, может иметь даже
пагубный эффект.
     Наш разговор начался с  моего  доклада  об  обстановке  северо-западнее
Сталинграда. Я сообщил Гитлеру о последних донесениях  с  фронта  и  о  моих
предположениях относительно развития событий в ближайшем будущем.
     Я представил ему доклады, полученные мною от командующего группой армий
"Б" фельдмаршала фон Вейхса и его начальника штаба генерала фон Зоденштерна,
которые разделяли мое мнение. Свой доклад я закончил заявлением,  что,  если
ход событий не изменится, 6-я армия  неизбежно  будет  окружена.  Это  нужно
предотвратить любой ценой, так как, если 6-я армия  будет  окружена,  мы  не
сможем ни деблокировать, ни снабжать ее.

Перспектива становится еще более мрачной

     В течение последних нескольких часов обстановка на фронте ухудшилась, и
притом значительно быстрее, чем мы ожидали.
     Беспокойство в моем штабе, а также в штабах  группы  армий  "Б"  и  6-й
армии возрастало по мере того,  как  все  явственнее  определялись  масштабы
надвигавшейся на нас катастрофы. В то же время никто в этих штабах не был  в
состоянии изменить ход событий. Только Гитлер мог это сделать, но он яростно
отвергал все благоразумные предложения. А я еще надеялся, что хотя бы теперь
удастся заставить его изменить мнение и  прислушаться  к  словам  начальника
генерального штаба и высших командиров на  поле  боя,  а  не  к  увещеваниям
льстивых советников, которые говорили ему только то, что он  хотел  слышать.
Во имя спасения отчаянно сражавшихся  солдат  у  меня  не  оставалось  иного
выбора, как снова и снова пытаться воззвать к его благоразумию.
     20 ноября русские войска перешли во второе  наступление,  на  этот  раз
южнее Сталинграда. Здесь  они  также  нанесли  удар  по  румынским  войскам,
умышленно выбрав занимаемый ими фронт.  Таким  образом,  для  сталинградской
армии создалась угроза окружения с обоих флангов. Осталось  всего  несколько
часов до того момента, когда клещи противника сомкнутся в тылу нашей  армии.
Ни командующий группой армий "Б",  ни  командующий  6-й  армией  не  были  в
состоянии предотвратить окружение своих войск. Они могли  только  приказать,
чтобы в кратчайший срок из подразделений тылового обслуживания были  созданы
и подготовлены для ввода в бой новые части. Но такие войска  вряд  ли  могли
оказать отборным русским ударным дивизиям более сильное  сопротивление,  чем
боевые части, которые уже  были  разгромлены  русскими.  Небольшие,  слабые,
созданные на скорую руку части, к тому же плохо вооруженные  и  недостаточно
подготовленные, оказались лицом к лицу  с  лучшими  частями  Красной  Армии,
щедро оснащенными танками и артиллерией. Несмотря на всю свою храбрость, эти
тыловые войска были не в состоянии задержать продвижение русских. Они смогли
только замедлить темп русского наступления, но предотвратить  окружения  6-й
армии им не удалось.
     Больших  результатов  вряд  ли  можно  было  ожидать  и  от  контратаки
танкового корпуса "X". Гитлер и его окружение возлагали,  вероятно,  немалые
надежды на это соединение, которое на карте выглядело довольно внушительно и
имело более 100 танков. Однако  внешние  данные  были  обманчивыми.  Они  не
должны были ввести в заблуждение Гитлера, так как он хорошо знал об истинном
состоянии этого корпуса. Однако он опять отказался смотреть правде  в  лицо,
ссылаясь,  как  всегда,  на  то,  что  донесения  с   фронта   носят   якобы
"пораженческий" характер. Корпус состоял из двух дивизий - 1-й  румынской  и
22-й немецкой. Румынская дивизия, еще ни разу не вступавшая в  бой,  целиком
была оснащена трофейными  танками.  22-я  танковая  дивизия  имела  неполный
состав: многие ее машины вышли из строя во время  марша  к  фронту.  Корпусу
предстояло действовать в ужасную погоду - дороги обледенели, непрерывно  шел
снег. Дни стали такими короткими, что видимость  сократилась  до  нескольких
часов в сутки. И в этих условиях ждали, что танковый  корпус  "X"  остановит
лавину русских танков, двигавшихся через огромную, все расширявшуюся брешь в
нашей линии фронта. Те, кто хорошо знал реальную обстановку,  понимали,  что
танковый корпус "X" обречен еще до вступления в бой.

Русские клещи сомкнулись

     На фронте обстановка с каждым часом ухудшалась. К исходу  третьего  дня
этого  грандиозного  зимнего  сражения  стало  неизбежным  соединение   двух
группировок   русских   войск,   наступавших   навстречу   друг   другу,   а
следовательно, и окружение 6-й армии. Штаб 6-й армии находился как раз  там,
где должны были сомкнуться русские  клещи.  Командующий  армией  попросил  у
Гитлера разрешения передвинуть штаб на запад, но эта просьба так и  осталась
без ответа.
     Главное командование сухопутных сил ежедневно составляло  коммюнике,  в
которое Гитлер обычно вносил свои поправки. В первый день сражения коммюнике
гласило: "Противник перешел в наступление, в котором участвуют крупные  силы
пехоты,  поддерживаемые  танками".  На  третий  день   в   нем   говорилось:
"Юго-западнее Сталинграда и в большой излучине Дона Советам удалось прорвать
нашу оборону, так как они безжалостно бросили в бой огромные массы  войск  и
боевой техники".
     Вечером  22  ноября  главное  командование  сухопутных   сил   получило
радиограмму  от  командующего  6-й  армией.  В  ней  сообщалось,  что  армия
окружена. Гитлер по радио приказал 6-й  армии  занять  круговую  оборону,  а
командующему и его штабу остаться в Сталинграде. Итак, окружение наших войск
в районе Сталинграда  завершилось.  На  остальных  участках  фронта  русские
продолжали безостановочно продвигаться вперед.
     На мой взгляд, русское верховное командование основывало свои планы  на
следующих  предположениях.  Как  подсказывал  ему  опыт  прошлых  боев,  6-й
немецкой армии и всем другим частям, окруженным в районе Сталинграда,  будет
приказано стойко оборонять занимаемые  ими  позиции.  Они  не  смогут  долго
сопротивляться и автоматически попадут в  руки  русских.  Поэтому  сразу  же
после завершения окружения русские войска будут стремиться, вероятно,  не  к
ликвидации окруженной группировки, а к предотвращению  ее  деблокирования  С
этой целью они будут стремиться как можно быстрее отодвинуть немецкий  фронт
возможно дальше на запад, чтобы создать таким  образом  максимальный  разрыв
между окруженной армией и основными немецкими силами.
     План  был,  несомненно,  правильным,  и  теперь  русские  приступили  к
реализации его на практике. По  группе  армий  "Б"  противник  наносил  один
мощный удар за другим, и она вынуждена была отступать все дальше и дальше на
запад. Чтобы увеличить масштабы своей победы,  русские  во  второй  половине
декабря атаковали итальянцев, в январе венгров и, наконец, нанесли  удар  по
2-й немецкой армии, находившейся левее венгров. Они продвинулись глубоко  на
запад. Все обернулось именно так, как я  и  предсказывал  Гитлеру  во  время
продолжительной беседы с ним, когда я был только что назначен  на  должность
начальника генерального штаба сухопутных сил.

Район окружения протянулся на 40 километров с запада на восток и на  20
километров - с севера на юг. Это была голая  степь  с  редкими  деревцами  и
кустарниками.  Здесь  находилось  несколько   деревень   и   большая   часть
Сталинграда (меньшая часть города оставалась еще в руках русских). Восточная
граница района окружения проходила по правому берегу  Волги.  Большая  часть
фронта, созданная недавно, в результате прорыва русских с севера и юга, была
совершенно не укреплена. Оборонительные сооружения там должны были строиться
в невероятно  трудных  условиях  снежных  метелей,  сильных  морозов,  почти
полного отсутствия строительных материалов. Физическое напряжение командиров
и солдат достигло крайних пределов. В таких условиях и была создана круговая
оборона.
     В котле находилась основная  масса  20  немецких  дивизий  и  некоторые
подразделения двух румынских дивизий.  Кроме  того,  там  находились  части,
приданные  6-й  армии  главным  командованием  сухопутных  сил,  такие,  как
инженерные, артиллерийские, дивизионы штурмовых  орудий,  части  организации
Тодта, а также штабы пяти армейских  корпусов  и  штаб  6-й  армии  генерала
Паулюса. ВВС были представлены несколькими подразделениями корпуса  зенитной
артиллерии и техническим персоналом.  Запасы  продовольствия  и  боеприпасов
были  невелики,  но  особенно  не  хватало   горючего   для   многочисленных
механизированных частей. Было ясно, что  имевшихся  в  6-й  армии  предметов
снабжения хватит ненадолго.
     Точно установить количество окруженных  войск  невозможно.  Указывались
различные цифры - от 216 тысяч до  более  чем  300  тысяч  человек.  Причина
такого большого расхождения заключается  в  том,  что  самая  высокая  цифра
отражает численность личного состава не  только  6-й  армии,  но  и  частей,
приданных  ей  перед  началом  русского  наступления.  Некоторые   части   и
подразделения 6-й армии не попали в окружение,  в  то  время  как  части  из
состава других армий оказались в котле. В первые несколько недель обстановка
была настолько запутанной, что назвать точные цифры  совершенно  невозможно.
Во всяком случае, командиры окруженных войск думали о более важных  задачах,
чем сбор сведений о численности личного состава, состоящего на довольствии.
     Средствами сообщения и связи окруженной армии с внешним миром  остались
только самолеты и радио. Сначала в котле  было  три  или  четыре  аэродрома.
Вскоре после окружения была установлена работавшая  в  первое  время  вполне
надежно радиотелефонная связь между генералом Паулюсом и командующим группой
армий.

Должна ли 6-я армия выходить из окружения?

     Когда 6-я армия была окружена, командующий  6-й  армией  и  командующий
группой армий попытались добиться у  Гитлера  разрешения  на  прорыв  кольца
окружения и соединение. С главными немецкими силами, находившимися западнее.
Гитлер упорно отказывался санкционировать отступление, для которого уже были
разработаны планы  с  учетом  оценки  вероятного  хода  событий.  Но  теперь
обстановка так ухудшилась, что,  как  полагали  Вейхс,  Паулюс  и  командиры
корпусов 6-й  армии,  новые  условия  заставят  Гитлера  действовать  иначе.
Поэтому,  не  дожидаясь  его  ответа,  командование  отдало  предварительный
приказ, чтобы, как только разрешение на отступление будет получено, выход из
окружения начался без всяких задержек.
     Но разрешение не приходило. День за днем я  убеждал  Гитлера  разрешить
6-й армии выйти из окружения. Почти каждую ночь мы  подолгу  обсуждали  этот
вопрос. Разговоры наши были то спокойными, то  язвительными,  когда  мы  оба
повышали голос. Если Гитлер кричал на меня, я тоже кричал в ответ: когда  он
раздражался, это был единственный способ заставить его слушать.
     Однажды мне уже показалось, что я  добился  своего.  Гитлер  как  будто
готов был подписать приказ, разрешавший 6-й армии выход из окружения. Все  с
облегчением вздохнули и принялись за разработку предварительных  инструкций.
Но когда приказ был представлен Гитлеру на подпись, он долго  не  подписывал
его, а затем сказал мне, что передумал. Все было  напрасно:  снова  придется
начинать бесконечные разговоры и  споры.  Казалось,  нервы  наши  больше  не
выдержат. Чтобы показать, какая была атмосфера в это  время,  я  остановлюсь
здесь на двух особенно важных разговорах,  которые  я  имел  с  Гитлером.  В
некоторых местах я постараюсь привести подлинные слова Гитлера и свои.
     Первый разговор произошел вскоре после  того,  как  сомкнулись  русские
клещи. Я попросил диктатора дать мне аудиенцию для  продолжительной  беседы.
Моя просьба была удовлетворена.  Гитлер  принял  меня  поздно  ночью,  и  мы
разговаривали почти до утра. Я начал с того, что показал  Гитлеру  на  карте
точное расположение войск и описал вероятный ход событий. Но тут он  прервал
меня, сказав, что обстановка не будет развиваться так,  как  предполагаю  я,
что ее коренным образом изменит атака танковой  дивизии,  перебрасываемой  с
Кавказа, а также ввод в бой новых тяжелых танков "Тигр".
     Старая история! С заводов  начали  поступать  первые  танки  "Тигр",  а
Гитлер имел привычку каждое новое оружие считать чудодейственным  средством.
Он считал, что первый же батальон "Тигров" сможет прорвать  кольцо  русского
окружения. Гитлер был прямо-таки  опьянен  своим  планом.  Он  действительно
верил, что стоит ввести один такой батальон, как  обстановка  у  Сталинграда
немедленно изменится.
     Возбужденный, с горящими глазами, Гитлер пытался  заразить  меня  своим
энтузиазмом. Казалось, он жаждал моего одобрения. Я сказал:
     - Разумеется, танки "Тигр" имеют высокие  боевые  качества,  и  от  них
можно ожидать многого. Но мы не знаем, как они будут действовать в  условиях
русской зимы. К тому же они еще не были испытаны в бою. До сих пор в  первых
боях у новых видов  оружия  неожиданно  обнаруживались  дефекты,  ликвидация
которых надолго затягивалась. Поэтому мы не можем рассчитывать, что "Тигр" с
самого  начала  будет  на  сто  процентов  удовлетворительным.  Кроме  того,
"Тигров" еще недостаточно. Возможно,  одному  батальону  удастся  прорваться
через кольцо русского окружения и установить контакт с 6-й  армией,  но  он,
вероятно, будет не в состоянии держать коридор открытым. Кроме  того,  когда
новые танки будут введены в бой, наш основной фронт {В данном  случае  автор
имеет в виду фронт группы армий "Б", откатывавшейся  на  запад  под  ударами
советских войск (Прим, ред.)} окажется значительно дальше от  сталинградской
армии, чем сейчас. Таким образом, из-за огромного расстояния, которое танкам
придется преодолевать, провести операцию тогда будет  гораздо  труднее,  чем
теперь.