Как удалось запугать Америку
Александр Борисов, доктор исторических наук, чрезвычайный и полномочный посланник
Маккартизм – явление, обязанное своим именем сенатору от штата Висконсин Джозефу Маккарти, – оставил мрачный след в истории США. Впрочем, след этот тянется до сих пор…
McCarthyСамый молодой сенатор в истории США Джозеф Маккарти в 1950-х годах развернул широкую кампанию против «красной угрозы»
Маккартизм ассоциируют с подавлением инакомыслия, наступлением на гражданские права и свободы американцев, ущемлением демократии и, по сути, попыткой установления тоталитарного режима в стране, только что вместе с Советским Союзом одержавшей победу над фашизмом. Словосочетание «охота на ведьм» как нельзя лучше определяет общественную атмосферу в Америке той эпохи. Всплывшее из лексикона первых поселенцев – пуритан в местечке Салем в Новой Англии, которым повсюду мерещились еретики и вероотступники, заслуживающие сожжения на костре, оно стало в США синонимом понятия «маккартизм».
«ВЕЛИКИЙ АРСЕНАЛ ДЕМОКРАТИИ»
Как могло случиться, что страна, гордившаяся своими демократическими идеалами с момента принятия в 1787 году самой передовой по тем временам конституции и заслуженно именовавшая себя в период Второй мировой войны «великим арсеналом демократии», чуть было не сошла с рельсов и не пожертвовала своими ценностями?
Впрочем, исторически корпоративная Америка в том виде, в каком она сформировалась в свой «позолоченный век» (определение Марка Твена), то есть на рубеже XIX–ХХ столетий, отличалась повышенной чувствительностью и подозрительностью к действиям внутренних и внешних сил, будь то противники или конкуренты, и потому нередко преувеличивала свою уязвимость. В наибольшей степени эти не всегда адекватные настроения усилились в США в связи с насыщением внутреннего рынка и переходом к внешней экспансии – закономерный этап в развитии любого крупного бизнеса. Для американского государства наступила эпоха особого охранения интересов правящей элиты, эпоха «имперского государства».
Объективно говоря, маккартизм не был первой в истории США попыткой со стороны власти зажать инакомыслящих и вольнодумцев и насадить в стране атмосферу страха и конформизма в интересах состоятельной верхушки. Первой такой попыткой отмечены годы «палмеровского террора», названного так по имени главы Министерства юстиции Александра Митчелла Палмера и введенного в ответ на охвативший Вашингтон «великий красный страх» после победы в России большевистской революции. Под крылом Палмера сформировался и будущий директор Федерального бюро расследований (ФБР) Джон Эдгар Гувер, тогда, в возрасте 24 лет, возглавлявший в Министерстве юстиции отдел общей разведки и громивший левых активистов как раз в ходе «палмеровских рейдов».
В дальнейшем реакционер и ярый антикоммунист Гувер неизменно будет играть свою роль за кулисами, а на сцене станут витийствовать деятели типа Маккарти. При этом даже президент США Гарри Трумэн, сам отнюдь не либерал, опасался, что ФБР под руководством Гувера может превратиться в «американское гестапо», а доверенный советник президента Кларк Клиффорд считал, что Гувер «очень близко подошел к тому, чтобы стать американским фашистом».
ВЫТРАВИТЬ СИМПАТИИ К СССР
Стремление правящей элиты закрутить гайки в стране чаще всего было связано с назревавшими переменами, касалось ли это болезненных внутренних реформ или таких дорогостоящих и опасных внешних предприятий, каким явилась холодная война. Имели свое значение и неудачи вовне, и желание взять реванш за тот или иной проигрыш. Все это нашло отражение во внутренней и внешней политике послевоенных Соединенных Штатов, рассчитывавших на наступление «Американского века» и нуждавшихся в прочном тыле.
К разгулу маккартизма в США в начале 50-х годов прошлого века привела цепь больших и малых событий, так или иначе вызванных развернувшейся холодной войной. Не последнюю роль сыграл и субъективный фактор. Едва ли одиозный сенатор Джозеф Маккарти, которого интеллектуалы – либералы рузвельтовского призыва за глаза называли «грязным демагогом», получил бы такую власть, если бы был жив предыдущий президент-демократ. Его преемник – Гарри Трумэн – вышел из той же провинциальной ультраконсервативной среды, что и Маккарти, и если несколько и отличался от него, то скорее по стилю, чем по содержанию. Как-никак положение президента обязывало.
Изначально речь шла о переформатировании американского общественного мнения, в целом характеризовавшегося весьма дружелюбным настроем по отношению к Советскому Союзу после совместной борьбы народов двух стран с фашизмом, то есть о смене парадигмы восприятия СССР с «друга» на «врага». Раздражение в Вашингтоне явно нарастало по мере «неуступчивости» Иосифа Сталина, что грозило срывом послевоенных планов США по установлению мирового лидерства и ущемлению советских интересов.
Два исторических события вызвали особенно болезненную реакцию, породив у элиты в Соединенных Штатах острое желание вытравить из общественного сознания американцев симпатии к СССР и советским людям.
Первым из них явилось испытание в Советском Союзе в августе 1949 года ядерного взрывного устройства. Это положило конец американской ядерной монополии, с которой в Вашингтоне связывали столь большие надежды на управление миром.
А вторым, произошедшим в том же 1949-м, стало поражение в Китае националистов во главе с давним американским ставленником Чан Кайши и победа там коммунистов, вызвавшая шок в США и желание отыскать «предателей и виновных» в этом крупнейшем провале со времен Пёрл-Харбора. Во всяком случае повод для поисков врагов был найден. Оставалось лишь выбрать подходящего исполнителя для новой повестки дня. Общественная атмосфера этому вполне благоприятствовала. Тон задавала сама администрация президента, объявившая войну рузвельтовским либералам.
«НАПУГАТЬ СТРАНУ ДО ЧЕРТИКОВ»
Еще в 1947 году Трумэн приказал провести проверку всех государственных служащих на предмет выявления среди них лиц, заподозренных в оппозиционных настроениях по отношению к власти, и прежде всего людей левой ориентации. Политика Трумэна открыла ящик Пандоры. В это время в штате Висконсин на промежуточных выборах в Конгресс неожиданно всплыла кандидатура малоизвестного человека по имени Джозеф Реймонд Маккарти, который, к удивлению многих, одержал победу над видным либералом с огромным стажем прогрессивного законодателя – сенатором Робертом Лафоллетом-младшим. Так карьерист и демагог Маккарти оказался в клубе избранных, где терпеливо ждал своего часа, чтобы громко заявить о себе.
И такой момент скоро представился. Американцам трудно было поверить, что «потеря Китая» не связана с чьей-то «злой волей». Гром грянул 9 февраля 1950 года в городке Уилинге в штате Западная Виргиния. Выступая там с речью, сенатор Маккарти заявил, что Госдепартамент – цитадель американской дипломатии – наводнен коммунистами, а его глава Дин Ачесон покрывает их. Называлась и конкретная цифра «подрывных элементов» – 205 человек, причем в этом списке фигурировало и имя предшественника Ачесона, героя войны и автора известного плана по спасению Европы от коммунизма генерала Джорджа Маршалла.
Сенсацию тут же поддержали лидеры Республиканской партии Роберт Тафт и Ричард Никсон (станет президентом США в 1969-м), готовящиеся после пяти подряд проигранных предвыборных президентских кампаний наконец-то отстранить демократов от власти. А сенатор-республиканец Артур Ванденберг, вечный оппонент на Капитолийском холме покойного Франклина Рузвельта, полагал, что «нужно напугать страну до чертиков». Начало «охоте на ведьм» было положено.
Сам термин «маккартизм» вошел в политический обиход с легкой руки карикатуриста Герберта Блока. Газета The Washington Post поместила 29 марта 1950 года карикатуру: дрожащего от ужаса слона, являющегося символом Республиканской партии, активисты подталкивают к пирамиде из ведер с дегтем, которую венчает бочка с красующейся на ней надписью «Маккартизм». Слон обращается к читателям: «Вы думаете, я смогу удержаться здесь?»
ЗАКОНЫ О ВНУТРЕННЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ
Поразительно, как один человек чуть было не повернул курс великой державы в сторону от демократии. Объяснить это можно только тем, что правящая элита готовилась к схватке за мировое лидерство и укрепляла внутренний фронт. Как из рога изобилия посыпались антидемократические законы.
23 сентября 1950 года, несмотря на президентское вето, был принят закон «О внутренней безопасности» (закон Маккарена – Вуда), учреждавший новое управление по контролю за подрывной, или антиамериканской, деятельностью, в задачи которого входило выявление и раскрытие коммунистических организаций с целью последующей расправы над ними и их членами.
А 27 июня 1952 года, также несмотря на вето Трумэна, под давлением республиканцев Конгресс США принял закон «Об иммиграции и гражданстве» (закон Маккарена – Уолтера), устанавливающий драконовские ограничения на миграцию, совсем как сегодня этого требуют представители правого крыла Республиканской партии в преддверии президентских выборов в следующем году. И это-то «нация эмигрантов», «плавильный котел», как принято говорить об Америке!
Финальным аккордом стал акт «О контроле над коммунистами» 1954 года, который фактически объявлял Компартию вне закона, лишал ее членов права выезда из страны, а также устанавливал 14 признаков, по которым определялась принадлежность к этой партии того или иного лица.
Военную истерию тогда еще больше подхлестнул вспыхнувший летом 1950 года конфликт в Корее. Американские генералы (прежде всего Дуглас Макартур, за свой воинственный нрав получивший прозвище Американский Цезарь; именно он командовал американскими войсками на Дальнем Востоке и даже рассматривался многими как наиболее подходящий кандидат в диктаторы) требовали применить в Корее ядерное оружие. К счастью, в Белом доме хватило ума отправить зарвавшегося генерала в отставку, а заодно и устранить опасного конкурента на приближающихся президентских выборах.
БОРЬБА С ИНАКОМЫСЛИЕМ
С приходом в Белый дом в 1952 году республиканцев во главе с другим пятизвездным генералом – Дуайтом Эйзенхауэром – маккартизм стал чуть ли не официальной идеологией в США. Новый президент, хотя и знал цену истеричному сенатору от штата Висконсин, явно остерегался, подобно своему предшественнику, открыто идти на конфликт с Маккарти.
По требованию последнего Эйзенхауэру пришлось даже опустить в одном из своих выступлений упоминание о военных заслугах генерала Джорджа Маршалла, которого глава Белого дома чтил как своего наставника и хотел взять под защиту. Но нежелание рисковать президентской репутацией оказалось сильнее. «Я не хочу барахтаться в помойной яме с этим парнем», – сказал о Маккарти Эйзенхауэр, оправдывая свое малодушие.
Удивительное дело, но 50% американцев, согласно опросам службы Гэллапа, поддерживали Маккарти и считали его одним из четырех людей, достойных восхищения. Годы промывания мозгов населению средствами массовой пропаганды, включая только что появившееся телевидение, не прошли бесследно. Потребительское общество легко поддавалось манипулированию и индоктринации и столь же легко меняло мировоззренческие ориентиры под влиянием опытных информационных технологов.
Острие маккартизма было направлено не только против «красных», но и против «голубых», коих немало было в среде творческой интеллигенции, особенно в Голливуде.
Это звучит нелепо в сегодняшней Америке, в обстановке легализации усилиями администрации Обамы однополых браков, но тогда гомосексуализм рассматривался как смертный грех, являлся поводом для увольнений и заслуживал общественного порицания. В 1953 году заместитель госсекретаря Дональд Лури отчитался перед комиссией Конгресса, что в одном лишь его управлении увольнения гомосексуалистов происходили в среднем в количестве «одного в день».
Орудием расправ с инакомыслящими стали сенатский комитет по правительственным операциям под председательством самого Маккарти и комитет палаты представителей Конгресса по антиамериканской деятельности, возглавляемый единомышленниками сенатора. Только за первые месяцы гонений из госаппарата было уволено 800 человек, еще 600 ушли с постов добровольно. На скамье подсудимых оказались 140 крупных общественных деятелей: профсоюзных лидеров, руководителей Компартии, представителей культурной и научной элиты, среди которых были голливудские актеры, сценаристы и режиссеры, видные ученые – участники Манхэттенского проекта, известные писатели.
Волна репрессий захлестнула американские университеты – традиционные очаги свободной мысли. Изгонялись прогрессивные профессора, устраивались костры из «подрывной» литературы, как еще совсем недавно в фашистской Германии. Из публичных библиотек по всей стране было изъято в общей сложности 30 тыс. книг. Когда-то бежавший в США от нацистов великий драматург Бертольт Брехт на этот раз был вынужден искать убежища в Восточной Германии.
ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ ВЛАСТЬЮ
Джинн был выпущен из бутылки. В стране разразился серьезный конституционный кризис, под угрозой оказались основы демократической системы. Распоясавшийся сенатор Маккарти начал поиск изменников в Верховном суде и Министерстве юстиции. Он даже предпринял попытку ограничить полномочия исполнительной власти, предложив Сенату рассмотреть конституционную поправку, лишающую президента целого ряда полномочий при заключении международных договоров. Замаячила перспектива полицейского государства.
На этом фоне на высших этажах американской властной пирамиды стало расти понимание, что антикоммунистическая истерия зашла слишком далеко. Терпение окончательно лопнуло, когда в Конгрессе начались допросы генералов, в том числе ветеранов войны, на устроенных Маккарти слушаниях против армии США.
В июне 1954 года армейский юрист Джозеф Уэлш, набравшись смелости, первым публично обвинил сенатора, перед которым все трепетали, в жестокости, безрассудстве и отсутствии достоинства. Свою лепту в разоблачение Маккарти внес и такой медийный ресурс, как телевидение. Впервые в прямом эфире (по слухам, по подсказке самого президента Эйзенхауэра) стране решили показать ход слушаний в Конгрессе с допросами подозреваемых в антиамериканской деятельности. То, что люди увидели на экранах, напоминало испанскую инквизицию и потому произвело в США эффект разорвавшейся бомбы.
Начался стремительный закат Маккарти, освобождение страны от влияния и популярности сенатора и его сподвижников. В конце концов, свою роль он выполнил: усмирил оппозицию, помог взвинтить военный бюджет. Но при этом стал слишком одиозен. В том же 1954-м Сенат предъявил Маккарти обвинение, состоящее из 46 пунктов, в злоупотреблении законодательной властью, и по двум из них он был признан виновным.Правда, критики сенатора больше напирали на нарушение им этических норм, нежели на правовые и политические аспекты его деятельности.
Тем не менее многие продолжали считать Маккарти рыцарем борьбы с коммунизмом, просто несколько преступившим грань дозволенного. Чтобы положить конец сомнениям, Верховный суд в 1957 году специальным постановлением подтвердил конституционные права свидетелей при расследованиях в Конгрессе, требующие соблюдения этических норм. Общественность успокоилась: казалось, справедливость восторжествовала. О загубленных карьерах, разрушенных репутациях и сломанных судьбах жертв маккартизма предпочитали не говорить, а вскоре и забыли вовсе. Жизнь продолжалась.
А сенатору – воину холодной войны ненадолго суждено было пережить закат его политической карьеры. Пристрастие к спиртному, которое в те годы было доброй нормой в американском Конгрессе, привело Маккарти к ранней смерти. В 1957-м в возрасте 48 лет он скончался от гепатита.
Впрочем, можно сказать, что это тот самый случай, когда человека уже нет, а дело его живет. Конечно, не в тех масштабах, да и не с той яростью, как это было в разгар холодной войны. Многое с тех пор изменилось. Но сотворение образов врагов с целью сплочения нации и укрепления ее духа по-прежнему остается в арсенале Вашингтона. Имеет место даже попытка реабилитации покойного сенатора и его мрачной миссии со стороны неоконсерваторов.
Поэтому и сейчас – более чем полвека спустя – время от времени возникает призрак маккартизма, особенно при обострении международной напряженности, напоминая о себе новыми попытками американской элиты урезать конституционные права граждан. Чего стоят, например, сведения о масштабах вторжения спецслужб в частную жизнь, о чем не так давно поведал миру Эдвард Сноуден! Разница в том, что раньше это делалось под предлогом борьбы с коммунистической угрозой, а теперь – во имя борьбы с международным терроризмом, исламистами или просто в ответ на новые геополитические вызовы. К тому же тогда речь шла о набиравшей силу державе, стремившейся достичь доминирования в мире. А сегодня мы имеем дело с состоявшейся супердержавой, лихорадочно пытающейся удержать доминирующие позиции и не допустить своего падения под натиском новых конкурентов или, как принято говорить, «новых центров силы».
Александр Борисов, доктор исторических наук, чрезвычайный и полномочный посланник
http://xn--h1aagokeh.xn--p1ai/journal/%D0%BA%D0%B0%D0%BA-%D1%83%D0%B4%D0%B0%D0%BB%D0%BE%D1%81%D1%8C-%D0%B7%D0%B0%D0%BF%D1%83%D0%B3%D0%B0%D1%82%D1%8C-%D0%B0%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%BA%D1%83/