Об отношениях Франции с большими и малыми государствами Европы
Положение, в котором сегодня находится Франция по отношению к России, не ново. Оно сложилось около полувека назад и, многократно переменившись за эти годы, сегодня вновь сделалось почти таким же, каким было тогда. <...>
Екатерина II решительно приняла сторону держав, готовых сопротивляться революции 1789 года. Она не пожелала иметь дела с посланником французского конституционного правительства, послала своего дипломатического представителя к принцам-эмигрантам из династии Бурбонов и перевела им через амстердамского банкира Хоупа вспомоществование в три миллиона рублей — и это в то время, когда ни одно европейское государство еще не отважилось открыто выступить против Французской революции и правительства, которое она привела к власти.
В следующем году императрица пошла еще дальше. Она присоединилась к Австрии, объявившей Франции войну, и обязалась предоставить 25 000 русских солдат для похода на Рейн через Силезию.
После казни Людовика XVI императрица порвала последние узы, связывавшие ее с Францией; она отказалась от всех обязательств, какие приняла на себя по русско-французскому договору о торговле, запретила доступ в свои владения французам, не получившим паспорта от принцев-эмигрантов, отдала приказ поставить под ружье 40 000 человек и отправила десять линейных кораблей и несколько фрегатов для поддержки английского флота в войне против Франции.
Известно, как радушно граф д'Артуа был принят в Санкт-Петербурге, какое вспомоществование ему там предоставили, с какой щедростью императрица пожертвовала денежные средства на нужды армии Конде[1]. В конце 1795 года был подписан договор о тройственном союзе между Австрией, Россией и Англией, по которому императрица принимала на себя обязательства весьма обременительные; она готовилась их исполнить, и лишь смерть ее этому помешала.
[Тем не менее при всей своей ненависти к Французской революции Екатерина не осмелилась принять прямое участие в войне против Франции.]
Главные цели, какие обязан преследовать любой русский государь, — способствовать росту населения, промышленности, торговли и сельского хозяйства, — несовместимы с войной, и пройдет еще несколько царствований, прежде чем Россия позволит себе такую роскошь, как война против Франции, если, конечно, на карту не будет поставлено ее политическое существование.
[Павел I начал с войны против Франции и послал армию Суворова воевать против французов в Италии и Швейцарии, однако кончил он намерением заключить союз с Бонапартом, которое, впрочем, не успел осуществить.]
Союз этот, однако, был заключен позже, ибо интересы России не позволяют ей вести систематическую войну против Франции, и все русские государи, каковы бы ни были их личные взгляды, вынуждены подчиняться этой необходимости и жить с Францией в мире. <...>
[Обзор либеральной политики Александра в первые годы его царствования.]
Заговорщики, которые в начале царствования императора Николая были казнены на кронверке петербургской крепости либо навечно сосланы в Сибирь, были виновны лишь в том, что попытались претворить в жизнь первоначальные замыслы императора Александра. В России этим мятежникам сострадали по причине их молодости. Страдания тех, кому сохранили жизнь, вызывали жалость, однако планы их были встречены с безразличием, какое всегда встречают идеи преждевременные.
<...> Император Николай в первые же дни царствования понял, сколь опасным было бы для него следование идеям императора Александра, которые, впрочем, претерпели с 1812 года значительные изменения. Итак, он всецело предался собственному умонастроению и с самого начала правления предстал государем полностью русским, отвергающим все политические веяния, приходящие с Запада, точно так же как Петр I отвергал в ходе своих реформ все, что пришло в Россию с Востока.
Первый этот шаг имел решающее значение, и члены всех европейских кабинетов воззрились на императора Николая с тревогой, хотя имели в ту пору о его планах представление весьма смутное.
Оградить Россию от идей, господствующих во Франции и в Англии, а затем, в союзе с Германией, поощрить развитие национального духа, создать национальную промышленность, которая покончит с зависимостью России от промышленности других стран, — вот каковы были эти планы, осуществившиеся в короткий срок.
В то же время император отказался от первоначального своего намерения разрушить систему сословий и чинов, созданную Петром Великим; напротив, он значительно расширил сферу ее действия.
Задача, которую ставил перед собой император Николай, была нелегкой. Дело шло о том, чтобы восстановить старую русскую систему, за вычетом могущества бояр, стеснявшего некогда русских государей; именно с этой целью император сохранил социальную иерархию, созданную Петром I.
Но, хотя русский император не желал более править с помощью иностранных идей и считал необходимым со временем избавиться от опоры на европейскую промышленность и науку, осуществить свои намерения он мог лишь еще теснее сближаясь с Европой и заимствуя у нее промышленные и научные методы.
Например, чиня тысячи препятствий французским учителям[2], т. е. преподавателям и гувернерам, которые прежде наводняли Петербург и Москву, русское правительство одновременно с превеликой охотой привлекает в Россию французских мастеров и начальников цехов.
Другой пример: император Николай опубликовал указ, запрещающий русским дворянам находиться за границей дольше пяти лет и грозящий нарушителям конфискацией всего имущества; император Николай отказывает своим подданным в праве выехать в Англию и тем более во Францию, — и в то же самое время он десятками отправляет в обе эти страны своих торговых агентов, молодых ученых, воспитанников академий, дабы они изучили там способы фабричного производства и организации промышленности.
Вещь удивительная: дворянам запрещено брать с собой в заграничное путешествие взрослых детей мужского пола, а сыновья купцов разъезжают по чужим краям совершенно беспрепятственно. Между тем иностранные идеи, как их называют в России, куда быстрее укореняются в голове купеческого сына, чем в уме юного дворянина, который повсюду водит дружбу с одними лишь аристократами и которого воспитание и расчет заставляют противиться влиянию либеральных идей.
[Описание российских сословий, в частности богатых крестьян, которые выкупают себя у господ; крепостные вообще хотят получить свободу вместе с землей; они привыкли считать землю, которую обрабатывают, своей собственностью.]
Вот одно из самых серьезных обстоятельств, препятствующих освобождению крестьян, а между тем освобождение должно совершиться прежде, чем крепостные сами пожелают добыть себе свободу, ибо в этом случае они начнут грабить своих бывших хозяев и отнимать у них землю. Повсюду в России помещики опасаются такого исхода.
Выходит, что русские дворяне из страха проникаются либеральными идеями и отпускают крестьян на свободу, чтобы те не захватили помещичьи земли, а русское правительство позволяет бывшим крепостным пополнять буржуазное сословие, с тем чтобы уменьшить могущество крупных землевладельцев-аристократов.
<...> Таким образом, все меры, принимаемые русским правительством ради того, чтобы уменьшить могущество аристократии, приводят к возвышению среднего класса или, говоря точнее, к выделению этого среднего класса из общей массы крепостных рабов, которая внушает правительству ничуть не меньшие опасения.
[Описание Москвы как города фабрикантов, где дворяне, заложившие имения в казну и построившие на вырученные деньги фабрики, сближаются в занятиях промышленностью и торговлей с разбогатевшими крепостными — что в самое ближайшее время сулит России большие перемены.]
Москва, некогда гнездо московской аристократии, сегодня сделалась промышленным городом наподобие Лиона; впрочем, дух оппозиции двору и государственной службе от этого не ослабел; напротив, он усилился и будет становиться с каждым днем еще сильнее. Он изменится еще решительнее и превратится из духа аристократической котерии, каким был прежде, в сознание своих прямых интересов и в презрение к милостям властей, вырастающее из этих самых интересов, в высшей степени настоятельных и могущественных.
Москва не становится от этого менее преданной императору, и прием, который ему в этом городе оказывают ежегодно, служит тому неопровержимым доказательством; однако преданность эта объясняется особым характером императора Николая, русским духом, какой он выказывает, пылом, с каким он поощряет развитие промышленности.
Если русский государь вздумает развязать наступательную войну, несправедливую либо неблагоприятную для торговли, если он решит, что рост промышленности может быть чреват нежелательными последствиями, и попытается его ограничить, — в этом случае Москва, движимая новыми своими потребностями, окажет правительству нешуточное сопротивление. Таким образом, Москва, промышленная столица России, есть вернейшая гарантия миролюбия русского правительства, ибо любые его завоевательные планы в отношении Европы натолкнулись бы на препятствие в лице Москвы.
О духе общества в Москве и в других торговых городах России можно судить по следующему факту.
Любовь к государю и сочувствие его намерениям так велико среди жителей этих городов, что они всегда охотно соглашаются жертвовать на общественные нужды; например, в июне нынешнего года нижегородские купцы пожертвовали полтора миллиона рублей на строительство набережной Волги — ибо таково было желание, высказанное государем во время его путешествия.
Тем не менее император, который мог бы получить сходным способом многие миллионы, не сумел разместить в России государственный заем. Хотя страна процветает в финансовом отношении, правительству недостает кредитов, ибо здравый смысл русских торговцев не позволяет им кредитовать произвол.
Итак, вознамерься российский государь подчинить себе Европу силой оружия, ему пришлось бы смириться с ограничением своей власти; между тем покамест он еще достаточно самовластен, чтобы совершить, например, следующий шаг: когда императору потребовались огромные суммы на проведение военного смотра в Калише, он, как мне рассказали, обратился к министру финансов, и тому пришлось обложить все товары, представленные в санкт-петербургскую таможню, дополнительной пошлиной, составившей 12,5%.
Даже беглого знакомства с внутренним устройством Российской империи довольно, чтобы понять, насколько трудно здесь ввести новые налоги на земельную собственность, не ущемив привилегий дворянства и большой части буржуазии. Поэтому постоянно возрастающие потребности правительства (а флот, созданный императором Николаем, требует огромных вложений) могут удовлетворяться только за счет торговли.
Но ради поддержки торговли и предоставления торговцам возможности обогащения необходимо создавать государственный кредит и расширять рынки сбыта, а для этого — ограничить верховную власть и сделать более тесными сношения России с Европой, иначе говоря — двигаться в направлении, решительно противоположном тому, какое избрал для себя император Николай. Не рискуя ошибиться, можно сказать, что рано или поздно либо сам нынешний император, либо его преемник неизбежно покорятся этой необходимости и пойдут на обе эти меры.
http://www.strana-oz.ru/2007/5/ob-otnos … ami-evropy