Жорж Нива

V. Pro et contra
Краткий ответ Милану Кундере


//Ж.Нива Возвращение в Европу. Статьи о русской литературе.
М.:  Издательство "Высшая школа". 1999


Размышления Милана Кундеры о "трагедии Центральной Европы" прояснили для меня важнейшую и донельзя запутанную проблему - культурное сопротивление присоединенной Европы. Кундера с горечью констатирует, что культура, бывшая в Варшаве, Праге или Будапеште спасательным кругом, на Западе уступила место чему-то иному. Культура одна, она "духовна" - "что-то иное" нецельно, не создает ценностей. Из этого следует, что Центральная Европа была "похищенным Западом", но сегодня Западом она быть не может.

Кто же похититель? Русский коммунизм - или Россия (ставшая коммунистической)? Кундера создает такой образ злодея, который у меня вызывает желание кое-что уточнить. Не думаю, что "великая граница" точно совпадала с западным пределом распространения православия и кириллицы. Эту теорию лучше всего проверить на Югославии: между Сербией и Хорватией как раз пролегает рубеж, отделяющий восточное христианство от западного. Однако русская культура, рассмотренная в единстве, с трудом укладывается в эту схему. "Минимум разнообразия на максимуме пространства", - такова Россия в восприятии Кундеры. Мы совершенно согласны, что ни феодальные отношения в России в период татаро-монгольского ига, ни русская буржуазия (существовавшая в архаичной форме купеческих гильдий) не создали культурной дробности, регионального разнообразия, которыми отличаются, к примеру, Северная Италия, Фландрия, Богемия. (Все же не стоит преувеличивать: Нижегородская ярмарка, Одесская опера, две столицы, Нежинская Гимназия высших наук, в которой учился Гоголь, -вот некоторые доказательства того, что в России далеко не все приведено к общему знаменателю). Народное образование и университеты в России обязаны своим существованием государству, культурная жизнь во многих случаях создавалась и поддерживалась им же.

Однако возникшая таким образом культура разнообразна. Пушкин, величайший из русских гениев, был либералом и сторонником веротерпимости, поклонником (в политике и литературе) Бенжамена Констана. Подобно Протею, Пушкин обживал все эпохи и жанры, мог впасть в грех национализма (по отношению к восставшим полякам)... Салтыков-Щедрин, несомненно, страшен, но не следует забывать о том, что его поразительный мрачный талант и искусство гротеска, которым он владел в совершенстве, были оружием борьбы с русской "азиатчиной". Достоевский и многие другие отзывались о Западе пренебрежительно, видя в нем одно "огромное кладбище". Но сколько русских поэтов переводили европейскую поэзию, ездили учиться в Рим или Мюнхен! И до сего дня не исчезла утонченно европейская Россия, в которой целый том "Литературного наследства" отводится изучению англо-русских культурных связей XIX в., где Гёте и Шекспир издаются в переводах Пастернака, где печатаются статьи Анны Ахматовой о Бенжамене Констане, где переводят Мишеля Бютора или Анри Мишо.

Эта Россия, совершенно европейская и чувствующая себя на равных с европейской культурой, живет несмотря ни на что и вопреки всему - цензуре, редкости и труднодоступности зарубежных изданий, территориальной замкнутости. Все дело в том, что она существует внутри другой России - огромной, "азиатской". По идее Блока, внутри - интеллигенция, снаружи-осаждающий ее народ. Сам Блок-типичнейший русский интеллигент, он из какого-то мазохизма не только предвидит, что интеллигенция будет похищена народом, но и призывает к этому. Быть может, первопричина зла и кроется в этом похищении...

"Разочарованность" небольших народов, их "антигегельянство", рыцарственная культура Польши, венская культура с ее "духом несерьезности", просвещенная горечь самого Милана Кундеры - все это нам очень дорого. Спорно другое - называть эти феномены единственным подлинным Западом и утверждать, что реальный Запад все это будто бы предал.

Мне кажется, несправедливо полностью отказывать русской культуре в праве на драгоценное наследство -ясность и смелость европейской культуры. Россия породила столько же (если не больше) "собственных палачей", сколько и другие западные культуры. Если она и впадала в грех, мечтая о "всемирной монархии", то, во-первых, в Европе многие мечтали о том же, а во-вторых, русские голоса сегодня - из-за границы и из самой России -зовут ее к покаянию.

Что же касается Салтыкова, то однажды он разговаривал о том о сем со своим кучером, который жаловался на русский "идиотизм": где немец сделал бы из пяти копеек целый рубль, там русский остается в дураках, ни с чем. Салтыков размышляет: "Нет-нет, кучер не прав. Вовсе не дурак народ, который так смеется над "идиотизмом"! Но, может быть, мы невежественны и недальновидны? Может быть, слишком уверены в себе, слишком одарены? А может, даровой барыш прельщает нас больше, чем тот, ради которого надо трудиться?"

1984