Россия - Запад

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Россия - Запад » Русское зарубежье » Л. Геллер (Лозанна) Эрос и советская научная фантастика


Л. Геллер (Лозанна) Эрос и советская научная фантастика

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Л. Геллер (Лозанна)

Эрос и советская научная фантастика

ОДНА ИЛИ ДВЕ РУССКИХ ЛИТЕРАТУРЫ?(Сб.) ---  Lausanne, Ed. L'Age d'Homme, 1981



За последние годы научная фантастика (НФ) стала модным жанром и у читателей, и у литературоведов. Она - интересное и, по-видимому, важное явление в современной литературе. В принципе, ей свойственна гораздо большая, чем в других жанрах, умозрительность. Она берет идеи, гипотезы, проблемы, - и рассматривает их в специально созданных, логически "очищенных" лабораторных условиях. От этого проблемы нередко упрощаются, зато становятся более рельефными, более отчетливыми.

Часть вопросов, поставленных НФ, имеет узкожанровое значение. Но многие таковы, что, изучив их по очереди в лабораторном укрупнении, можно получить представление о том, чем живет вся литература.

Здесь мне хотелось бы показать отражение в советской НФ темы пола, которая до сих пор имела удивительно мало успеха у исследователей русской литературы. Удивительно мало - несмотря на то, что тема эта традиционно одна из важнейших для русских писателей. У нее множество воплощений. Всегда живая в народном творчестве, она вошла в изящную словесность с XVIII века. В этой связи можно говорить и об эротической поэзии школьного барокко, классицизма, Державина, Пушкина, и о социальных трактатах Белинского, Чернышевского, Герцена. Болезненный интерес к полу питали и Достоевский и Толстой. О вопросах пола много думал Вл. Соловьев, написавший книгу о "Смысле любви". Вокруг проблем пола вращалось все творчество В. Розанова. А дальше - символисты с их туманно-восторженным, мистическим эротизмом, декадентство, скандалы по поводу книг Арцыбашева, Сологуба и т.д.

После революции интерес к Эросу не уменьшился, эротика есть и в орнаментальной прозе серапионов, Пильняка, Бабеля, и у пролетарских писателей, в лирике Ахматовой, Маяковского, Пастернака, в гротеске обериутов. . . И после долгого вынужденного перерыва в новой советской неподдензурной литературе снова звучат эротические мотивы.

Но все это - материал для многих монографий, огромная тема. Я коснусь лишь краешка ее, не вдаваясь в тонкости, принимая в самом широком смысле термин "научная фантастика" и не пытаясь определить точное содержание понятий "эрос", "сексуальность", "вопросы пола" и пр.

После социально-политического переворота в России намечался и переворот сексуальный. В этом смысле русская революция продолжала славную традицию: все преобразователи общества -и теоретики-утописты, начиная с Платона и кончая Кабе и Уэллсом, и практики-революционеры от средневековых хилиастов до французских якобинцев, - все они сильно тревожились о вопросах пола. В советской России ожидалось отмирание всех буржуазных институтов - в том числе и семьи. Буржуазно-религиозная мораль отвергалась во всех сферах жизни. За свободную любовь, не щадя сил, боролась Александра Коллонтай, тогдашний нарком и крупная партийная деятельница. О сомнительных победах новой морали рассказывали книги Пантелеймона Романова, Сергея Малашкина, Николая Никитина и др. Дискуссии велись повсюду и длились довольно долго. Об атмосфере, царившей еще в 1934 г., красноречиво говорит афиша о пьесе И. Спасского "Любовь и брак". Афишу можно было видеть на стене рабочего клуба в Москве: "Пьеса затрагивает вопросы современного быта, семейных и половых отношений. Пьеса говорит о нравственности поведения честного гражданина, а также рисует картины тяжелых последствий разврата" (1).

0

2

Научная и утопическая фантастика деятельно участвовала в дискуссии.

Е. Замятин, как известно, без оптимизма глядел на будущее свободной любви. Авторы многочисленных послеоктябрьских утопий вели полемику с книгой Замятина.

В коммунистическом обществе из романа Якова Окунева "Грядущий мир" (1923) нет ни лентяев, ни завистников, ни преступников. Давно нет и семьи. Все "свободно сходятся и расходятся". Дети - достояние Мирового Города и воспитываются в отведенных для них районах земного шара. Свобода любви полная, ничто не вправе ей препятствовать. На случай же, если кто-нибудь заболеет диким чувством ревности, существуют "лечебницы эмоций". В них исцеляют от несчастной любви путем гипноза. "Теперь вы просыпаетесь", - приказывает врач герою романа. - "Вы больше не больны тоской по Евгении Моран". Несколько ошеломленный герой вызывает виновницу своих страданий по идеографу и - "спокойно смотрит на экран. Она ничего не тревожит в его душе" (2).

Такая гармония полов рисовалась многим и в жизни, и в литературе вплоть до начала 30-х гг. Свобода любви и отмена семьи наравне с вегетарианством входят в утопический арсенал романа Э. Зеликовича "Следующий мир" (1930). Но в опубликованной годом позже утопии Яна Ларри "Страна счастливых" уже обозначен поворот. Идеалом в ней представлена любовь, не похожая на то, что мы называем любовью, на наш "стыдливый блуд людей, отравленных алкоголем. . . и мелочными заботами" (3). Такая высокая любовь должна быть единственной в жизни людей эпохи коммунизма.

"Страна счастливых" замыкала серию послереволюционных утопий. Утопическая фантастика попала под запрет. Лишь в некоторых научно-фантастических романах - таких, как "Арктания" Гребнева (1937), "Лаборатория Дубльве" А. Беляева (1938), "Изгнание владыки" Адамова (1946), - мелькали выписанные неуверенной рукой боязливо-отрывочные штрихи будущего. В остальном НФ, жанр для детей среднего и старшего возраста, рассказывала о сильно преувеличенных успехах новаторов производства.

Никакие вопросы не ставились. Тем менее - вопросы пола.

Вернее, для них нашлось единственно допустимое решение: возвышенная любовь, полное целомудрие до брака, затем - спаянная на всю жизнь семья. Пропаганда свободной любви сменилась внушением закона строгой моногамии в весьма традиционной форме.

Внесемейные связи безоговорочно осуждались, - за исключением тех случаев, когда возникал особого рода треугольник (кстати, совсем еще не изучены генетические связи соцреалистического романа с бульварными жанрами). Приведу пример.

0

3

В научно-фантастическом романе "Золотое дно" Вл. Немцова (1948) инженер из Москвы направлен в Баку для постройки нефтяных вышек. Его жена неожиданно начинает провопить все больше времени с местным инженером, работающим над похожим проектом. Москвич испытывает ревность. Мы присутствуем при зарождении треугольника. В конце книги оказывается, что жена москвича помогала бакинцу в разработке его более перспективного проекта. Дело кончается всеобщей дружбой и созданием не виданной в мире нефтеустановки. Жена остается при москвиче, руководителе стройки.

Любовь и производство - тривиальная тема, когда речь идет о советской литературе. Я задержусь только на одном вопросе: чему служит советская семья, судя по таким, как упомянутое выше, произведениям советской фантастики (и не только фантастики) ?

Какова практическая функция семьи? Конечно, можно говорить о материальной стороне дела - но в условиях социализма она уходит куда-то на задний план. Можно говорить о детях, их воспитании, о материнской заботе и пр., - но мы знаем, что советская литература очень любит героев-детей, которые жертвуют своей жизнью ради светлого будущего, по идее предназначенного для этих же детей. И остается констатировать: практически семья - это своеобразный аккумулятор и преобразователь половой энергии. Семья препятствует ее неорганизованному распылению, некую долю ее расходует на себя, но в основном - накапливает ее, а затем, по сигналу, подключает ее к указанному участку производственного (или любого другого) фронта. В этом и состоит великая роль семьи как основной ячейки общества.

Эту сталинскую схему обычно противопоставляют той сексуальной свободе, за которую боролись в 20-е гг. Но так ли это? Для А.Коллонтай главным недостатком известной нам формы любви было то, что она изолирует любовников от коллектива. По замыслу, новые формы, изобретенные Коллонтай, - любовь-солидарность, любовь-товарищество - оставляли интимной только сферу физиологии, а остальное - вся энергия любви - шло в фонд коллектива. Нечто похожее и осуществилось позже. Только вначале ротация партнеров рекомендовалась, а позже категорически запрещалась. Но суть от этого не меняется. И тут и там коллектив (читай: государство) присваивает себе право распоряжаться во имя собственного блага личной жизнью граждан. И тут и там свыше устанавливается, что важно, а что неважно, и мало важное (половой акт) оставляется гражданам, а более важное (внутренняя сущность и силы человека) реквизируется. Характерно, что в новелле Коллонтай "Любовь трех поколений" героиня, активная партработница и носительница новой морали, сожительствуя со многими мужчинами, не любит их, не тратит на них сил и эмоций; по-настоящему же она любит Ленина и товарища Герасима, секретаря райкома (4).

И на мой взгляд, кратчайшая формула такого "советского" отношения к полу дана в известном анекдоте о поступлении в продажу новой трехспальной кровати "Ленин всегда с нами".

Описанная схема в ее сталинской разновидности была законом в литературе долгие годы. После 1956-го года в советскую литературу вернулась утопия. Стала бурно развиваться НФ в собственном смысле этого слова. Но редкие писатели обращались к вопросам пола, и, в общем, моногамическая модель с производственной нагрузкой действует в полную силу по сей день.

Сознательно и последовательно выступил против нее только один советский фантаст: Иван Ефремов, автор первой послевоенной советской утопии "Туманность Андромеды" (1956) и других, не всегда очень хороших, но часто интересных и, как мне кажется, значительных книг.

0

4

Уже в ранней повести Ефремова "На краю Ойкумены" (написана в 1945 г., напечатана в 1952 г.) герой связывается с тремя разными женщинами, и автор не наказывает его, как полагалось бы, а наоборот, симпатизирует ему. В "Туманности Андромеды", вопреки всем тогдашним правилам, Ефремов рисует общество, где упразднен институт семьи. Любовь по Ефремову должна быть свободной. Дети воспитываются отдельно от родителей. Все это похоже на утопии 20-х гг. Но у Ефремова нет их категоричности. Он признает возможность мнения, отличного от мнения коллектива. Он допускает, например, что материнский инстинкт бывает сильнее доверия к коллективу. Некоторые женщины сами хотят воспитывать своих детей, - и для них Ефремов создает Остров Матерей: редкий пример терпимости у утописта.

В своих размышлениях Ефремов выходит далеко за рамки вопросов о семье и свободной любви, о которых я говорил до сих пор.

По Ефремову Эрос играет огромную роль в жизни человека, роль несравненно большую, чем это признается официальной литературой или официальной наукой. Силу полового созревания Ефремов называет "величайшей кондиционирующей силой организма" (5). Он утверждает, что все богатство человеческой психики зависит от "постоянной эротической остроты чувства" (6). В одной из своих статей он резко осуждает современную советскую литературу за ханжество, высмеивая положительных героев, у которых "нормальное влечение к женщине настолько задавлено волей авторов, что они, глядя на героиню, не смеют опустить глаза ниже ее подбородка или поднять выше колен" (7). Сам Ефремов перенаселяет свои книги образами то и дело обнажающихся красавиц, свободных в любви и сохранивших нравственную чистоту и силу. Вообще для Ефремова, поклонника Эллады и Индии, самое прекрасное в мире - нагое тело, особенно тело женщины.

Ефремов, пожалуй, интереснее как мыслитель, чем как писатель. Эротике принадлежит ключевое место в философской концепции, которую он создавал на протяжении многих лет и многих сотен страниц своих фантастических и исторических произведений.

В центре мира стоит женщина. Ефремовское отношение к ней - сродни девственной страстности Белинского или Чернышевского - еще сильнее напоминает религиозный культ женского начала - Софии - в философии Вл. Соловьева. Для Ефремова женщина - самое совершенное создание природы - олицетворяет Красоту. Поэтому любовь с женщиной нечто гораздо более важное и глубокое, чем физиологический акт или даже эмоциональная связь, это - приобщение к Красоте. А поскольку Красота в ефремовской концепции - космическая категория, одна из ипостасей Светлого мирового начала, постольку и любовь есть путь к абсолютному познанию.

Нужно ли подчеркивать, что такое онтологическое и гносеологическое раскрытие эротики совершенно необычно для советского читателя?

Все сказанное здесь - бегло и поверхностно. Моей задачей было лишь наметить направления возможных исследований. Но при этом нельзя ограничиться описанием отдельных примеров. Нужна система, - и я позволю себе предложить черновую классификацию для будущего изучения эротики в литературных текстах.

Вначале выделяются два самых общих случая: текст может содержать явные элементы эротики, или же не содержать их.

Если текст лишен явных элементов эротики, не исключена возможность его символического истолкования в эротическом плане (как, например, эротическая интерпретация гоголевских "Записок сумасшедшего"). Этот путь скользок, но может привести и к неожиданным результатам. Так или иначе, советская литература еще ждет своего психоаналитика.

Если текст эротически окрашен, различимы следующие случаи: А. Эротика не связана с объектом изображения, а является литературным средством : эротическая лексика и семантика в романтических пейзажах, эротическая лексика в диалогах, не имеющих сексуальных коннотаций и пр.

0

5

Б. Эротика связывается с второстепенным объектом изображения: самый яркий пример такого случая в бесчисленных современных романах, где описания половых актов механически пристегиваются к сюжету как протокол неких свойственных человеку действий, не находящихся в центре внимания автора.

В. Эротика, сексуальность - главные темы произведения. И здесь, по-моему, целесообразно провести границу между произведениями, в которых разрабатывается какая-то конкретная проблема или идея, и произведениями, в которых эротика измеряется общим, мировым масштабом. Первые - например, социальные романы о проституции, о семье, о свободной любви; в эту категорию попадает и западная НФ о любви в будущем - с роботами, компьютерами, марсианами и пр. Вторые - например, романы де Сада или Генри Миллера, где эротические жесты моделируют человеческую жизнь.

Классификация эта - неотработанная, приблизительная. Но на ее основании можно сделать некоторые выводы.

Можно выдвинуть тезис о существовании двух советских фантастических литератур.

Одна - это подавляющее большинство научно-фантастических книг, большинство утопий, о которых я говорил. Все они отвечают официальным идейно-художественным требованиям (разным в разные моменты). Эта соцреалистическая НФ характеризуется тем, что никогда не рассматривает сексуальность как явление всеобщего значения и никогда не пользуется эротикой как литературным средством. Самое большое, на что она способна: проецировать заданный сексуальный шаблон в придуманное будущее.

Вторая фантастика - новая. Она так или иначе нарушает нормы соцреализма. Она неподцензурна. Это живая, свободная литература, именно поэтому она плохо поддается определениям. У нее мало общего с тем, что обычно чопорно именуется "научной фантастикой". В этой новой фантастике эротика почти всегда находит себе место. И часто - как литературное средство, прием: вспомним хотя бы использование эротической ситуации для целей сатиры в "Человеке из МИНАП'а" Даниэля-Аржака, или же вульгаризмы в "Зияющих высотах" Зиновьева. И здесь, в новой фантастике, бывает, что эротика исполняется глубокого содержания. Метафизику эроса создал Ефремов. Мне представляется, что противоположную ей по настроению и направленности (и не соизмеримую по литературному весу) метафизику пола создал в своих фантастических повестях Андрей Синявский.

Но это - отдельный разговор.

В заключение же постараюсь ответить на вопрос, который служит темой коллоквиума: "Одна или две русских литературы?" Мне кажется, правильный ответ: две. С одной стороны - литература, целиком подчиненная официальной идеологии, с другой - литература, свободная или освобождающаяся от этого подчинения. У этих литератур разные объекты изображения (первая изображает идеологический макет мира, вторая пытается познать реальный мир), у них разные методы изображения (у первой - метод соцреализма с его обязательными штампами, у второй - метод творчества), наконец, у них совершенно разное понимание функций и целей искусства.

Свободная же русская литература - одна. И мне думается, что линия новой советской литературы - с ее абсурдом, фантастикой, эротикой - сходится или уже сошлась с той линией, где одна из главных вех - фантастическое и эротическое творчество Владимира Набокова.

0

6

ПРИМЕЧАНИЯ

1) См. Л. Ровинский. Любовь и брак. "Правда", 26 февраля 1934.

2) Я. Окунев. Грядущий мир. 1923-2123. Изд-во "Третья стража", Пг, 1923, стр. 67-68.

3) Я. Ларри. Страна счастливых. Леноблиздат, 1931, стр. 172.

4) А. Коллонтай, Любовь трех поколений. См. в: Alexandra Kollontaï, Marxisme et révolution sexuelle, Maspero, Paris, 1977, p. 280.

5) И. Ефремов. Час Быка. "Молодая гвардия". M., 1970, стр. 421.

6) Там же, стр. 320.

7) И. Ефремов. Наклонный горизонт, в: "Вопросы литературы", 1962, № 8, стр. 57.

0


Вы здесь » Россия - Запад » Русское зарубежье » Л. Геллер (Лозанна) Эрос и советская научная фантастика